Всплыли новые скандалы о воинской службе в Днепре: Девушку с внутренним кровотечением заставляли нести службу

Страшное преступление в Днепре, когда нацгвардеец Артемий Рябчук расстрелял сослуживцев и гражданских на территории «Южмаша», потрясло многих украинцев. Не стала исключением и бывшая военнослужащая той же в/ч 3021 Национальной гвардии Украины Елена Липовенко.

Девушка считает, что в том числе из-за молчания тех, кто уже столкнулся с трудностями, гибнут люди и ломаются судьбы молодых перспективных женщин и мужчин.Об этом Елена рассказала в интервью Обозревателю.

– А как вы попали в Нацгвардию?

– Я служила в в/ч 3021 НГУ в 2018-2019 годах. Перед тем, как туда попасть, я пошла в воинскую часть в Славянске Донецкой области. Начальник медицинской службы готов был меня принять (к тому времени я окончила Изюмский медицинский колледж и уже училась в медуниверситете – перед армией оставила учебу с правом продолжения), но командир в/ч бы не доволен тем, что к ним хочет именно девушка, так как «через полгода она может забеременеть» и тому подобное.

Тогда я обратилась в другие подразделения – в Одессе, Харькове и Днепре. В Харькове отказали, в Одессе сказали приезжать, но во время телефонного разговора я услышала: «Будет чья-то будущая жена». И тогда я не захотела туда ехать (смеется. – Ред.). А в отделе кадров центра в Днепре не было никаких гендерных стереотипов и я была рада попасть на службу в эту воинскую часть.

Я подписала контракт – была на должности «старший мастер отдельного взвода инженерно-технических средств охраны». Сначала прошла курс молодого бойца (КМБ), где я обучалась и стрельбе, и тактике, и другому. Потом меня «закинули» в караул, где я служила вместе с военнослужащими срочной службы – на равных условиях.

– Вы находились именно на «Южмаше»?

– Да, на Южном машиностроительном заводе. Воинская часть 3021 охраняет именно объекты государственного значения. Есть несколько караулов, постов – отправляли на разные. Именно там, где произошла стрельба, я не несла службу – была в том же здании, но на другом посту.

– На своей странице в Facebook вы дали понять, что столкнулись с чем-то из ряда вон в этой воинской части, но без подробностей. Можете рассказать?

– Началось все с того, что осенью много военнослужащих нашей части заболели: насморк, кашель, температура 38-39, которая не сбивалась, некоторые потеряли обоняние… Тогда еще не было известно о СOVID-19, но какой-то вирус точно у нас подхватили. В числе заболевших была и я. Мне не дали долечиться и начальство настояло, чтобы я вышла на службу, так как не хватало людей.

В самом карауле на «Южмаше» (полуподвальном помещении) у нас было очень холодно, а я еще с температурой, сильным кашлем. После нескольких смен мне стало совсем плохо и произошло внутреннее кровотечение. Я обратилась к врачу, и он сказал, что меня срочно нужно госпитализировать.

Когда я сообщила об этом своим командирам, то мне ответили, что я не имею права получать медицинскую помощь в обычной больнице и должна вернуться.

В то время я хорошо знала свои обязанности, но не свои права и свободы. Из-за этого у меня возникло много проблем.

Я приехала на место службы и меня закрыли в кабинете, сказали, что не будут выпускать. Стали морально давить. Тогда я не могла возразить начальству, но понимала, что мне срочно нужна помощь – нужно бороться за свою жизнь.

Под предлогом того, что нужно в туалет, вышла и прошла через КПП (мне помогли мои сослуживцы).

На улице в машине уже ждали друзья, которые отвезли меня в частную клинику. У меня не было другого выхода – я бы просто истекла кровью.

По дороге я потеряла сознание, у меня произошел гиповолемический шок (это стремительно развивающееся и несущее прямую угрозу жизни состояние. – Ред.). Когда я лежала под капельницами, мне звонило начальство и возмущалось, почему я там лежу. Сказали, что мне грозит гауптвахта – я этого действительно боялась.

Пока лежала в больнице, я потеряла 10 килограмм. Когда меня выписывали, врачи предупредили, что теперь нужно побыть дома, но мне пришлось выйти на службу.

Во время строевого хода, перед заступлением в караульную службу – перед тем, как нас отвезут на «Южмаш» – я надела 18-килограммовый броник и все, что положено, а потом потеряла сознание. Просто я еще была больна.

Меня закрыли в кабинете начальника медслужбы, начали насмехаться, кричать – а у меня в это время отнялась рука и практически парализовало часть лица. Намного позднее стало известно, что это произошел микро-инсульт.

Я была в таком отчаянии, что предупредила командиров: или мне окажут медпомощь, или я что-то с собой сделаю. И тогда меня отвезли в больницу.

– В гражданскую?

– Да. Они отвезли меня к своим знакомым врачам. Однако лечения не было никакого.

Термометр и лекарства мне приносили двое парней, который также лежали на первом этаже больницы, но в другом отделении. Я давала им свою карточку, они покупали необходимое в аптеке. Эти ребята были тоже из моей воинской части.

– А как эти двое военнослужащих оказались в «обычной» больнице?

– Парни рассказали свои истории. У обоих была температура 39, но им, как и мне, не оказывали медпомощь. Начальник медчасти заявил ребятам, что они «мухлюют».

Парням не давали поспать и отдохнуть, бросали в караулы больных. В итоге один из них стал видеть галлюцинации и потерял сознание, начался менингит, было еще несколько сопутствующих диагнозов. Потом ему практически вырезали среднее ухо в больнице.

Второй парень во время несения службы на посту с высокой температурой и сильнейшей головной болью упал в люк – сломал ногу, колено. Но ему тоже не оказали необходимой помощи – просто держали в санчасти. А в итоге довели до того, что развился абсцесс ноги.

– Вы упомянули, что в больнице вы не получали лечения. Удалось переломить ситуацию?

– Сначала я позвонила своим командирам, которые меня сюда и определили, рассказала об этом и попросила помочь. Сказала, что есть же в Днепре больница МВД – наша больница. В ответ: «Ты не обалдела?»

Замполит вместе с моим взводным пришли ко мне в палату и сказали, что если я буду и дальше просить о помощи, то у меня будут проблемы. Один намекнул, что я очень симпатичная девушка и потому мне нужно самой понять, что именно нужно сделать.

Я поняла, что нужно бороться. Позвонила на горячую линию Национальной гвардии Украины. Попросила, чтобы меня забрали отсюда в ведомственную больницу МВД – мне ответили, что разберутся в ситуации. Однако очень быстро после этого позвонили мои руководители из части с возмущением, почему я жалуюсь.

Затем в палату пришли завотделением и женщина-врач: они предупредили, что если буду жаловаться на командиров, то меня отправят… в психиатрическую больницу.

В декабре меня выписали, ни разу даже не осмотрев. Получается, просто продержали. Я снова вернулась на службу, а начальство стало морально давить. Высмеивали. Закрывали в кабинете. Это действительно было тяжело.

– Сколько после выхода из больницы вы еще прослужили?

– Примерно полгода. За это время я искала выход – обращалась к знакомым, писала в Facebook. Звонила на правительственную горячую линию, в МОЗ – но было глухо.

И тогда разные люди объединились, чтобы мне помочь – подключили депутатов, активистов… Только благодаря этому мне удалось поехать на лечение в Киев.

Мои начальники подписали рапорт об отпуске за 2018 год – до этого я в него не ходила. Я написала, что еду домой в другой город.

Для того, чтобы получить это разрешение, подключилось очень много людей на высоком уровне: командирам сказали, чтобы меня отпустили.

Ночью я выехала в Киев, а в столице мня забрали уже на скорой помощи и отвезли сразу в больницу – открылось сильное кровотечение. Если бы это произошло в Днепре – не знаю, что бы со мной произошло. Наверное, не выжила бы.

Уже в киевской клинике очень хорошие специалисты мне помогли и поставили на ноги.

– А когда вам подтвердили, что перенесли микро-инсульт?

– Это подтвердилось уже во время военно-лечебной комиссии (ВЛК), которую я прошла для увольнения по состоянию здоровья.

– Как вам удалось добиться ВЛК, учитывая происходящее?

– Меня хотели неправомерно уволить – по статье. Еще до того, как я поехала на лечение в Киев, ко мне приходили в общежитие, без моего разрешения пытались вынести вещи… Давали документы на подпись об увольнении по статье – я отказалась подписывать. Сказала, что это неправомерно.

После этого отдали приказ командиру взвода, чтобы он собрал всех, включая меня. Взводный обратился к моим сослуживцам: мол, смотрите – это Липовенко, она не пользуется тут авторитетом. Было очень много таких слов…

Командир стал спрашивать каждого по отдельности: «Тебе нравится Липовенко? Она пользуется авторитетом или нет?» Все просто боялись хоть что-то ответить.

– То есть никто не сделал ни малейшей попытки заступиться?

– Нет-нет, что вы. Никто. Они боялись, что с ними произойдет то же, что и со мной. Я же держалась, чтобы спокойно все это перенести, а потом меня отпустили.

– Как вы уволились?

– После прохождения ВЛК. Я добилась того, чтобы меня правомерно уволили. Целое дело было получить вывод комиссии, который не отдавали мне на руки. Для этого мне пришлось подписать бумагу, где я отказываюсь в дальнейшем от каких-либо жалоб на командиров. Я подписала, чтобы от меня просто отстали.

– Елена, а как сослуживцы с вами попрощались?

– Они боялись со мной общаться, разговаривать. А спецназовцы все пожали мне руку, сказали: «Спасибо тебе. Ты единственная, которая дошла до конца и правильно все сделала. Все, как нужно. У нас мужчины не добивались того, что смогла сделать ты».

– Эти слова дорогого стоят. Но все, что происходило до этого, меня поразило. Сколько сил нужно было, чтобы это выдержать.

– Я сама не понимаю, как это пережила.

– Елена, что касается расстрела Артемием Рябчуком своих сослуживцев. Не хочу проводить аналогии с вашей историей, да и не имею права – сейчас это уравнение со многими неизвестными. Независимо от мотивов, в итоге произошло хладнокровное преступление: убиты и военнослужащие, и гражданская – контролер ведомственной военизированной охраны, а несколько человек ранены. Поразило, как он спокойно и профессионально действовал – как для срочника, отслужившего всего три месяца.

– Я тоже смотрела это видео. Можно предположить, что он мог заниматься какими-то единоборствами или имел стрелковую подготовку… Все борцы могут контролировать свой мозг во время стрессовой ситуации, но то, что именно чувствуют в этот момент – никто не знает. По человеку, который серьезно занимается собой, своим внутренним миром – не всегда можно сказать, что он ощущает какую-то боль.

Я не помню в этой части случаев, когда стреляли в кого-то – только в себя. Не каждый может взять в руки оружие, и не каждый хороший стрелок может убить человека.

Я не хочу говорить сейчас о том, кто виноват, а кто нет. Знаю точно одно – есть случаи, когда военнослужащие НГУ сталкиваются с проблемами, которые нарушают их права и свободы, сталкиваются с неуставными отношениями. И люди остаются один на один с этим всем.

И я, несмотря на поддержу друзей, знакомых из Facebook, не добилась того, чего могла бы добиться – потому что у нас не работает защита военнослужащих НГУ. Когда возникает какая-то проблема юридического характера или происходит какое-либо правонарушение, обычный нацгвардеец не знает, куда обратиться.

– По идее, на горячую линию НГУ.

– Мне там не помогли, но, может, кому-то – да. Понимаете, там не могут разобраться в том, что происходит в закрытых частях. Например, подумают: жалуется потому, что хочет домой, не хочет служить и так далее. Но ведь это не так.

– Безысходность?

– Ни в коем случае. Знаете, я сейчас работаю над созданием команды, общества, которое будет помогать именно военнослужащим, попавшим в трудную ситуацию. Очень важно предупредить тяжелые последствия.

Сейчас я учусь в Национальном юридическом университете им. Ярослава Мудрого.

– Как круто изменилась ваша жизнь – из медицины в юристы. А когда вы поступили?

– В прошлом году – сразу на второй курс. И если по результатам ВНО у меня были средние баллы, то по внутренним университетским экзаменам я получила самые высокие.

Еще хочу добавить, чтобы расставить точки над «і». Когда я уволилась, то не оформляла инвалидность, хотя могла получить 250-500 тысяч от государства. Я не этого хотела, а вернуться к полноценной жизни.

Я очень много работала над собой и смогла восстановить свои силы и здоровье. Теперь моя цель – помочь сделать это другим, защищать права и интересы наших военнослужащих.