Почему следствие по убитым на Майдане не двигается с мертвой точки

Адвокат Павел Дикань, ведущий 15 дел по пострадавшим майдановцам — о том, почему до сих пор не наказаны погромщики и убийцы.
ГПУ сделала немало, но недостаточно
Год спустя после начала Майдана ГПУ отчиталась о прогрессе по всем делам того периода. Вернее — об отсутствии особого прогресса. Причин тому — несколько.
90% документации, в которой зафиксированы доказательства, касающиеся событий на Майдане, было уничтожено, утверждают в Генпрокуратуре. В том числе — свидетельства сокрытия оружия, материалы оперативно-розыскной деятельности, материалы по дислокации отдельных работников системы, взводов, рот и так далее. Все это повлияло на сроки, полноту и качество расследования.
Также, сообщили в ГПУ, правоохранители, которые принимали участие в подавлении протестных акций, не предоставили следствию информации, которая помогла бы установить истину. Они заняли позицию «ничего не вижу», «ничего не слышу», «ничего не знаю».
МВД и ГПУ не могут договориться между собой, что важно — расследовать дело или соблюсти корпоративную солидарность внутри системы.
В МВД система за последнее время претерпела минимальные изменения, если вообще можно говорить о таковых. Там своих не сдают: доходило до того, что присылали письма из МВД с просьбой не вызывать определенных сотрудников, потому что это плохо влияет на их психологическое состояние. Речь шла о деле об убийстве, возможно, совершенном ими или их соратниками. И эти люди продолжают работать.
Часть людей была отправлена в зону АТО. Людей вызывали на допросы — а они почему-то оказывались в АТО.

Все возбужденные дела должны привести к установлению лиц, виновных во всей картине преступления. Осудить только троих беркутовцев — Садовника, Амброськина или Зинченко — это плевок в лицо обществу. Это исполнители — они не знали людей, в которых стреляли, у них не было мотива стрелять. Значит, у них был приказ. Их заставили. И почему это не предотвратило государство на тот момент? Значит, оно было заинтересовано. Докажите их [лидеров] вину — это самое главное.

Расследование ведется либо непрофессионально, либо не хватает воли.

Прошел год, и только сейчас пошли первые подозрения в отношении судей, прокуроров и следователей, которые незаконно привлекали к ответственности активистов. А уже первое декабря на носу.
Период времени, который прошел, позволял сделать очень много. Сделано немало, но недостаточно. У нас нет ни одного дела, доведенного до приговора, кроме дела Гаврилюка. С остальными — прошел год, мы не установили никого.

С конца февраля по начало марта уехало очень много сотрудников Беркута, видимо, причастных к совершению преступлений. Им позволили уехать. И что бы сейчас не рассказывали в ГПУ, учитывая поддержку в тот момент, при наличии политической воли и организационных способностей, всех можно было заставить дать показания. Всех можно было задержать.

Надо ставить либо вопрос о непрофессиональной компетентности руководителей правоохранительных органов, либо о том, что они не заинтересованы в результате.

Есть процессуальные ограничения — досудебное следствие нельзя вести больше года. До февраля месяца дела должны быть переданы в суд, в частности по беркутовцам Амброськину, Зинченко и Садовнику.

Причастные к уничтожению документации лица не были привлечены к ответственности. Личности тех, кто совершал убийства, будет сложно установить, потому что системно уничтожались документы в системе МВД.

Лица, которые причастны к уничтожению, не привлечены к ответственности. А это необходимо — это показательные вещи, которые говорят, что система меняется. То есть система не меняется на самом деле. Уже должны были вынести подозрения тем, кто препятствовал следствию, кто причастен к уничтожению доказательств.

Не думаю, что лично генпрокурор Виталий Ярема препятствует расследованию. Он ведь был на Майдане, он реально провел там много времени. Это было бы какое-то запредельное зло. Но теперешнее руководство правоохранительных органов находится в рамках нереформированной системы. Это основная проблема. Я боюсь, что они этого не понимают. Они боятся ее ломать, боясь оказаться на обломках. Но они должны это сделать — чтобы что-то строить.

Адвокаты не допущены ко всем материалам следствия. В ГПУ апеллируют к тому, что это на их усмотрение — открывать нам дела, или нет.

Например, дело по трем беркутовцам — Садовника, Амброськина и Зинченко, один из которых бежал — на стадии ознакомления. Там мы видим все. По остальным — там как раз снайперские группы, например, — общее производство по убийствам. Там мы видим только материалы в отношении наших потерпевших. Но настаиваем, что в данной ситуации материал должен быть открыт, потому что на самом деле адвокаты помогают следствию.

Мы вынуждены на себя брать функции следствия — мы ищем свидетелей, видео, пытаемся установить взаимосвязи между событиями, которые произошли, установить места гибели. Потому что мы видим примеры того, что следователи, бывает, ошибаются, и их приходится подправлять.

По материалам: argumentua.com