В Украине пытки в тюрьмах и колониях почти не расследуются

За последние 5 лет в Украине за пытки предъявили обвинение лишь одному работнику учреждения исполнения наказаний. Однако, правозащитники получают значительно больше жалоб от осужденных.
Они говорят, что такие преступления ненадлежащим образом расследуются . Заключенные о реальной жизни за решеткой в основном молчат — боятся усиления репрессий. Есть те, кто обращается в Европейский суд по правам человека. Впрочем, решение ЕСПЧ не всегда влияют на их дальнейшую судьбу.

В СИЗО СО СПИДОМ
Анна Солопова попала в СИЗО, когда ей было 20. Сирота, которая вышла из интерната, срывала золотые цепочки с прохожих, в суде свою вину полностью признала, и получила четыре года лишения свободы. Анна имеет инвалидность, поскольку родилась ВИЧ-инфицированной. Проходила антиретровирусную терапию. Пока не оказалась в учреждении исполнения наказаний в Днепре. Там девушка начала жаловаться на увеличение лимфоузлов. Сначала врачи уверяли, что у нее туберкулез, но вскоре выяснилось, что на самом деле это онкологическое заболевание — лимфома во второй стадии. Между тем без лечения ВИЧ перешел в СПИД. Окончательный диагноз Анне поставили год назад, но лечили ее ненадлежащим образом.

Адвокат Анны обратился в Европейский суд по правам человека по правилу 39 — с просьбой о срочных мерах. ЕСПЧ указал правительству Украины, что необходимо срочно обеспечить Анну медицинской помощью по назначенной схеме лечения. Немедленно отреагировать. Лечение восстановили, правда, не в полном объеме. Провели блок химии, но совсем не провели восстановительной терапии. А потом девушку снова прекратили лечить. Последние семь месяцев рак прогрессирует, но Анна не получает лечения. Ни решения ЕСПЧ, ни адвокатские запросы не изменили ее жизнь к лучшему. Она до сих пор живет в холодной сырой общей камере. Без ответа осталось и открытое письмо правозащитников к замминистра юстиции и руководителю медицинской системы уголовно-исполнительной службы.
«У НАС пыток нет»
Сегодня в Украине в учреждениях исполнения наказаний и СИЗО находится 55 000 человек (не считая осужденных, отбывающих наказание на временно неподконтрольной Украины территории). Чаще всего они жалуются на насилие со стороны персонала или других осужденных, ненадлежащие условия содержания, неоказание медицинской помощи, невыносимые условия труда. Все это, по международному законодательству приравнивается к пыткам.

Учреждение исполнения наказаний, Винница. Фото — пресс-служба омбудсмена
«У нас пыток в учреждениях исполнения наказаний нет», — говорит пресс-секретарь замминистра юстиции Юрий Маслак. По его словам, в 2018 году в реестр внесли 106 сообщений о правонарушениях работников уголовно-исполнительной службы.

«Фактически мы говорим о том, что сотрудник голодный — у него пустой холодильник, — объясняет такое количество сообщений Юрий Маслак. — Люди идут на различные преступления, для того, чтобы получить какое-то финансовое вознаграждение».

За последние почти 5 лет по 127 статье Уголовного кодекса — «Пытки» в суд передали только один обвинительный акт в отношении сотрудника учреждения исполнения наказаний. В основном пытки маскируется по другим статьям — злоупотребление властью и служебным положением, превышением власти и служебной халатностью. В ответ на запрос журналистов Слидство.Инфо Генеральная прокуратура сообщила, что за последние почти пять лет по этим статьям обвиняли 13 сотрудников.
В то же время Европейский суд по правам человека пытки в Украине замечает. В докладе «Украина» Комитета ООН против пыток говорится, что за период 2014-2018 годов ЕСПЧ принял решение в 73 делах о запрете пыток в Украине. Общая сумма, которую заплатила Украина за пытки — более 800 000 евро.

По словам правозащитника Александра Федорука, пытки в тюрьмах часто маскируют под борьбу с уголовной субкультурой: «Иногда есть предписания прокуратуры с просьбой «принять меры по недопущению повторных правонарушений среди осужденных». Форм и методов, как это делать правильно нет. Сотрудники учреждений выполняют указания так, как понимают».

КТО расследует ПЫТКИ?
В 2016 году Верховная Рада изменила законодательство — предположила появление в Государственной пенитенциарной системе следователей, которые должны расследовать преступления в колониях и СИЗО. Однако новые следователи так и не получили полномочий проводить расследование, а за полтора года положения признали неконституционным. Следовательно, в течение 2017 и части 2018 пытки в местах несвободы фактически не расследовались.

С ноября 2017 года расследовать пытки должен был новый независимый орган — ГБР (Государственное бюро расследований). Однако бюро начало работать только через год — в ноябре 2018-го. Сейчас следователи ГБР расследуют около 400 уголовных производств по фактам пыток. Однако процессуальное руководство над ГБР осуществляет Генеральная прокуратура.
С одной стороны прокуратура контролирует расследование дел и поддерживает обвинение в суде, а с другой — должна реагировать на жалобы о пытках.

«Фактически прокуроры до сих пор ответственные за факты пыток. Но рука руку моет — это система показателей, видимого благополучия. Если случаи пыток и есть, то возбуждается уголовное дело по другим фактам», — говорит Федорук.

По словам его коллеги, Сергея Перникозы, когда правозащитники во время визитов без предупреждения указывают на противоправные действия персонала учреждения, прокуроры по надзору, которые приезжают на место, чаще всего выступают адвокатами администрации.

Надзорная функция прокуратуры по пенитенциарикам будет потеряна, когда вступит в силу закон о создании двойной системы пенитенциарных инспекций — одной внутренней в Минюсте, а другой — внешней. Сейчас с мониторингами без предупреждения в тюрьмы наведываются представители Национального превентивного механизма омбудсмена. Также приезжают народные депутаты и их помощники.

«Создание внешних инспекций блокируется органами прокуратуры и государственными органами, поскольку это избавит прокуратуру от большой части полномочий», — говорит Юрий Белоусов, экс-руководитель департамента по вопросам реализации Национального превентивного механизма при офисе омбудсмена.

СТРАХ И НЕНАВИСТЬ
Заключенные боятся жаловаться на неправомерные действия администрации или других осужденных. Боятся усиления пыток, отсутствия юридической защиты, дисциплинарных взысканий (помещения в изолятор, одиночную камеру) и из-за того, что неодобрительное поведение администрации может влиять на отказ в условно-досрочном освобождении. Чаще всего о бесчеловечном обращении и пытках говорят уже на свободе.

«Осужденных, которые жалуются на администрацию, преследуют как злостных нарушителей режима по статье 391. Часто, если во время мониторинговых визитов они заявляют о нарушении прав, их снова пытают», — говорит представитель Харьковской правозащитной группы Андрей Диденко.

Сергей Перникоза рассказывает, что нередко к правозащитникам в колониях и СИЗО обращаются заключенные, которые жалуются на избиения. Правозащитники приглашают фельдшера, который фиксирует травмы и выписывает необходимые справки: «Но через некоторое время человек возвращается и отказывается давать показания. Конечно, дальше дело никуда не идет», — говорит он.

Сотрудники тюрем, которые не участвуют в пытках, но стали свидетелями, предпочитают это не афишировать. А те, кто решился заявить на коллег, фактически не имеют защиты от дальнейших репрессий руководства.

Для расследования пыток необходимо правильно зафиксировать их последствия. Большое значение имеет медицинский осмотр и фиксация повреждений. Все эти стандарты содержит Стамбульский протокол, разработанный для ООН. Ратифицировать протокол не нужно, но до сих пор правоохранители Украины этого почти не делали.

Последствия психологического насилия, не оставляет видимых следов, но может приводить к проблемам с психикой, которое вообще не фиксируется — украинское законодательство этого не предусматривает. Зато телесные повреждения фиксируются обязательно, и должны вноситься в специальные журналы. Правда, медперсонал учреждений не всегда это делает. Травмы — последствия пыток — могут выявить врачи во время судебно-медицинских экспертиз. Однако провести такую экспертизу может только государственное учреждение и только по ходатайству следователя или прокурора, когда дело дойдет до расследования.

Правозащитники неоднократно предупреждали: для того, чтобы на медицинский персонал в тюрьме не влияла администрация и они могли честно описывать травмы узников, надо отказаться от ведомственной медицины. Но вместо того, чтобы подчинить медицинскую службу учреждений МОЗ, Кабмин создал Центр охраны здоровья Государственной уголовно-исполнительной службы, подчинив его самой же службе.

«Тема тюремного ведомства вообще никого не интересует, пока сам человек или его родные не окажутся за решеткой, — говорит Андрей Диденко. — Там происходят пытки, ужасные издевательства над людьми, неоказание медицинской помощи. Медперсонал массово оставляет заведения. Как может человек измениться после совершения преступления и вернуться в общество? »

По мнению правозащитника, система не настроена исправить человека. Поэтому, настаивает он, пенитенциарная реформа саботируется. «Если сейчас не начнем об этом говорить, не знаю, чем закончится эта« реформа».

По материалам: cripo.com.ua