Три года войны и миллионы граждан брошенные на произвол судьбы
За три года войны государство так и не определилось, будет ли помогать цивильным гражданам, пострадавшим от военных действий.
Каждый день так называемой АТО количество людей, которые в определенной степени пострадали от обстрелов в городах и селах Донбасса, увеличивается. Число частично или полностью разрушенных зданий уже превышает 10 000, от 7 до 9000 мирных жителей получили ранения, более 2000 погибли. Однако какой-либо специальной государственной помощи для восстановления жилья, компенсации семьям погибших или на физическую реабилитацию гражданских раненых не предусмотрено.
Два законопроекта, которые были представлены на рассмотрение депутатам, на данный момент отклонены в первом чтении. Вопросами экстренной помощи занимаются только местная и областная власть и чаще всего это касается зданий общественного пользования: школ, больниц, детских садов. Львиная доля средств поступает от благотворителей и международных гуманитарных организаций.
Правозащитники также добиваются положительного решения через суд, однако пока государство не выполняет и этих решений по компенсации.
Пенсионерка Нина Алексеевна из поселка Луганское (прифронтовой поселок на Светлодарск дуге. — Ред.) в марте 2017 года получила тяжелое ранение, работая на своем огороде. Из-за обстрелов скорая не смогла выехать, поэтому в больницу окровавленную женщину доставили соседи на своей машине. Чудом она осталась жива: несколько часов операции, большая потеря крови — существенный вред здоровью для пожилой женщины, которая из-за ранения сейчас почти не может ходить.
«Операция и помощь в больнице были бесплатными. Но никакой компенсации от государства мы не получили, хотя до сих пор ежедневно должны покупать лекарства. Знаем, что из-за ранения было возбуждено уголовное дело, но за три месяца, к сожалению, полиция даже не допросила маму. Думали, может, оформить инвалидность, но не знаем, с чего начинать. Все равно это будет инвалидность вследствие общего заболевания: у нас же нет войны, так и инвалидов войны тоже не должно быть. И ехать куда-то для фиксирования последствий сейчас ей очень трудно. Правозащитная организация пообещала подать в суд по компенсации, но мы, если честно, даже не надеемся на это», — рассказывает Юлия, дочь пострадавшей.
Сейчас адвокат пытается заставить следствие ускорить расследование, чтобы получить подтверждение статуса пострадавшего гражданского лица. Хотя все сроки уже вышли, в местном райотделе не представляют даже фамилии следователя. Если ускорить не получится даже с помощью прокуратуры, правозащитники планируют судиться сразу в международных судах для получения возможности требовать компенсации у государства за поврежденное здоровье.
В случае с Ниной Алексеевной надежда все-таки есть: в медицинской справке, которую получила пострадавшая, указано, что она получила осколочное ранение. Чего, например, нет в справках раненых (кстати, не только гражданских, но и многих военных), попавших под обстрелы в 2014 году. Тогда большинство травм, по словам волонтеров, были отмечены как бытовые — доказывать теперь, что причина потери здоровья является именно война, будет крайне трудно.
Есть много проблем и с жильем, но почти во всех населенных пунктах граждане знают, с чего начинать.
На местах, по крайней мере, уже документируют разрушения жилья. Местные власти (представители сельсоветов или горсоветов) вместе с полицией составляют акты, выезжая на место сразу после прекращения обстрела. Это практически ежедневно происходит в населенных пунктах на линии разграничения, таких как Марьинка, Авдеевка, Зайцево. Здесь фактически невозможно даже зафиксировать масштабы разрушений, не то чтобы отремонтировать жилье.
Это не только опасно для тех, кто будет ремонтировать, но и абсолютно бессмысленно из-за постоянных обстрелов. Однако большая часть населения, постоянно проживающего в этих селах и городах, не может ждать гипотетического прекращения конфликта, когда будут подсчитаны все убытки: им просто негде жить. Поэтому международные программы рассчитаны прежде всего на экстренную помощь в горячих точках: о масштабном же восстановлении должно все-таки заботиться государство.
Обострение конфликта в последнее время даже повлияло на политику оказания помощи, которую запланировали международники, о чем сообщается в совместном информбюллетене на сайте Humanitarian Response: «82% помощи с жильем и непродовольственными товарами, которые были предоставлены в течение I квартала 2017 года, покрывали задачи по предоставлению жизненно важной помощи, связанной с завершением программы подготовки к зиме и поставкой дополнительных материалов на случай неотложной чрезвычайной ситуации в связи с увеличением поврежденных домов в этом отчетном периоде. Ремонтные мероприятия составляли только 4% всей деятельности. Если обстрелы продолжатся с такой же частотой, как сейчас, возникнет необходимость пересмотра количество пособий по неотложной чрезвычайной ситуации и для небольших ремонтных работ».
За три года конфликта целевую помощь, которая касается жилья, получили от различных гуманитарных организаций 145 775 семей. Это и оплата угля, и средства на утепление, и элементарные одеяла, и обогреватели. Только 20 семьям полностью восстановили дома, более 16 тыс. смогли помочь сделать легкий и средний ремонт, еще столько же получили тарпаулин для укрытия остатков домов, чтобы избежать дальнейших разрушений. Вкладывали международники деньги и в ремонт коллективных центров, и в оплату временного жилья для тех, кому совсем некуда уехать, но в общих масштабах это не так уж и много.
В исполкоме прифронтового Торецка, который и сейчас периодически обстреливают, сообщили свой алгоритм помощи: «Единственное, что мы можем сделать, — это составить акт о разрушениях, выехав на место. Несколько раз смогли выделить какие-то небольшие суммы из местного бюджета для семей, где были погибшие от обстрелов. Но это крохи ... Своими силами отремонтировали пострадавшие многоквартирные дома, которые стоят на балансе города. А вот частное жилье — только с помощью меценатов и международных организаций. Материалами помогал „Красный Крест“ и „Человек в беде“, но в целом нет никакого законного механизма на самом деле».
В больших городах, таких как Славянск или Краматорск, большинство домов пострадавших были отремонтированы с помощью градообразующих предприятий и волонтеров из разных областей Украины. Работают программы ремонтов (материалы и частично работа для льготных категорий) и сейчас в прифронтовых населенных пунктах. Некоторым многодетным семьям из сел, что поделены пополам войной, вместо ремонта разрушенных были приобретены дома в других населенных пунктах — тоже средствами религиозных и благотворительных организаций. Но это, скорее, исключения, чем правила.
Жители частного жилья оказались фактически один на один со своей проблемой. Большинство людей вынуждены самостоятельно ремонтировать разрушенные здания и сооружения, надеясь, что когда-то получат хоть какую-то денежную компенсацию. Есть тысячи людей, которым и на это надеяться не приходится: те, кто еще не ввел в эксплуатацию дома, не успел оформить (после покупки или вступления в наследство) или потерял документы на право собственности, владельцы дачных усадеб, где они проживают.
И неизвестно, помогут ли кому-то акты, составленные в 2014 году, когда еще не существовало алгоритма помощи. Датский совет по делам беженцев, например, предупреждает: важно помочь людям, которые понесли убытки в 2014 году, поскольку срок давности для их актов разрушения может закончиться в июле 2017 года (три года с начала АТО). К тому же начиная с 2014 года акты разрушения варьировались от формального до неформального содержания, что может создать препятствия для тех, кто понес убытки при попытках доказать, что конфликт нанес ущерб их жилищной собственности.
«В суд чаще всего подают правозащитники. Если правильно собрать доказательства, дело выиграть реально. А вот получить деньги очень-очень трудно ... С момента оформления документов до получения денег пройдет не один год, — считает правозащитница Наталья Чуйко. — Дела уже есть, их много, но денег, думаю, еще никто не получил. А почему подают против Украины, а не судятся с Россией? Потому что не доказано на международном уровне, что РФ участвует в конфликте, поэтому нет соответствующего законодательства у нас. Какой смысл от решения взыскать компенсацию с России, если его выполнить совсем нереально?»
Но хуже всего дела у тех, чье жилье осталось на оккупированной территории. Правозащитные организации советуют собирать любую информацию о разрушениях или насильственном захвате недвижимости фото, свидетельства очевидцев. Однако, кроме, скорее, стратегических, чем практических исков в международные и украинские суды, получить хоть какие-то варианты компенсации пока невозможно. Как и официально продать жилье на оккупированной территории, чтобы купить его себе в другом месте.
Поэтому те, кто еще имеет силы и возможности, уже начали действовать по принципу «спасение утопающих — дело рук самих утопающих», не дожидаясь помощи от государства. Кто-то объединяется в артели по строительству дешевого жилья в селах и рискует брать ипотеку. Кое-кто уже привык, что всю оставшуюся жизнь будет вынужден доживать в общежитиях, переезжая с квартиры на квартиру или у родственников, оставив собственное жилье только в воспоминаниях. Кто-то решает никуда не ехать, обустроить подвалы под своим разрушенным жильем, день за днем рискуя остаться там навсегда. Но, пожалуй, каждого из них все-таки интересует вопрос, когда государство хотя бы заметит проблему, касающуюся миллионов ее граждан, не говоря уже о реальной помощи, в которую, кажется, уже никто не верит.
По материалам: argumentua.com