Как крупные агрохолдинги «убивают» села

779

И как фермеры, наоборот, вдыхают в них жизнь. Опыт Лазирок (РЕПОРТАЖ).
— Да. Дом сельсовета выкупил «Кернел», — рассказывает мне сельский голова Александр Ковалев. — Он сдает нам комнаты в аренду за одну гривну. Но ситуация — не из лучших. Украинское село, раздолбанной и несчастная. Сделать его состоятельным может рынке земли. Но он должен быть хорошо продуман, а правила и государство способствовать малым и Серена фермерским хозяйствам.
То, как он заработает, будет определять не только благосостояние ее жителей, но и — политической ситуации.

Журналисты издания «текст» поехали разобраться с тем, как устроена жизнь и экономика крестьян в Лазорки на Полтавщине. Там можно увидеть Украину, где землей владеют агрохолдинги, и Украина, где селе основной производитель — фермеры.

«ПолЬтавщИна» — так с ударением на последнем слоге называют свою землю крестьяне в Лазорках. Это — неподалеку Лубен; Оржицкий район. Сейчас они насчитывают около трех тысяч жителей; в основном — потомков крепостных крестьян Гетманщины. Загадочная улыбка Гоголя после Лазирок долго не будет сходить в вас очей. Но обо всем — рядом. Популярно.
земля
Здесь царит аграрный холдинг. Это большой арендатор земли, пока не полноценный собственник. Его земельный банк, то есть по привычному земля, которую он обрабатывает: шестьсот тысяч гектаров.

Часть крестьян, обладая паями бывшего колхоза, годами сдает их в аренду холдинговые или фермерским хозяйствам.

Цена за аренду четырех гектаров земли и в холдинге, и в ЛАЗЕРКОВСКИЙ фермеров одинакова — пятнадцать тысяч гривен ежегодно. Это без налога. Правда, и здесь не гладко. Ведь пайщик отчисляет полторы тысячи — государству как плату за то, что обладает почвой. Договор на 10 лет, разорвать можно только через суд. Не все лазирчаны обладают паями, учителям и другим бюджетникам земли не досталось.

Арендатор, кроме выплат, также обязуется или два раза в год перепахать огород владельца пая, это сорок соток.

недоверие
Эти 15 000 в год или чуть больше 1000 в месяц не делают крестьян зажиточными. Люди выезжают в более комфортные места. Как пробоины у корабля бросаются в глаза развалившиеся и заброшенные усадьбы.

— Ну стой! Ты кто такой ?! Компромат собираешь на меня ?! — слышу я голос за спиной, фотографируя одну из домов.

Владелец здешней магазине чуть ли не с кулаками бросается на меня, поскольку разрушена дом стоит на ее широком дворе.

Я объясняю, что брошенная дом — интересная мне как историку. Наша ссора перерастает в разговор.

Давят все! — возмущается тот. — Еще как землю продадут — каюк! А эти рабы — молчать!

Мужчине слова неприятно удивляют. Но еще немного — и я сам едва не поверю оценке случайного собеседника.

В Лазорках царит настороженность. Жители прекращают разговоры, как только слышат, что я — журналист. Времени все изменения, которые пронеслись Украины, здесь как царит тень советского тоталитаризма, или даже крепостного бесправия.

— не сердитесь на моих односельчан, — просит меня вихидка с Лазирок Надежда Пиркало. — Они — героические! Два года назад взбунтовались, когда тамошний агрохолдинг запустил в селе протравочных цех. Там зерно на посев обрабатывали вредными для здоровья ядохимикатами. И люди победили! Перекрывали трассу Киев-Харьков, ходили пешком в столицу!

Действительно, эту историю гражданского неповиновения даже увековечили в Лазорках памятником. Недовольство не утихает до сих пор. Последний раз люди собирались, чтобы выловить возмущение — против холдинговых фур, которые так разрушают сельские дороги, что даже стены в домах дают трещины.

«Кернел»
Так называется и сам холдинг. Но название не имеет значения; в селах, где Навка земля обрабатывается другими крупными холдингами, ситуация аналогичная. Из нескольких десятков жителей Лазирок, которые описали мне ситуацию в селе как незнакомцев, никто не отозвался о нем хорошо.

— Сволочи! — говорит о руководстве компании один из мужиков на улице.

Причем разговоры о «Кернел» — у всех на языке. Название получила мифического образа, как — крепостного хозяина XIX века, дальнего и необычного господина из Санкт-Петербурга.

Хотя в «Кернел» есть реальные владельцы. Самый крупный из них — Андрей Веревский, бывший нардеп от Блока Юлии Тимошенко, а затем — регионалов. Сам выходец из Полтавы, этот магнат благодаря агробизнеса попал в самых предпринимателей Украины.

Причем начало карьеры приходится на 1990-е годы, когда, по данным газеты «Зеркало недели» его отец был доверенным лицом лидера Соцпартии Александра Мороза на и президентских выборах.

Напомним, что Мороз был спикером Верховной Рады. Он активно противодействовал внедрению цивилизованного рынка земли. Кстати, лазиркивци ранее отдано голосовали за Соцпартию. Например, на парламентских выборах 2002 года «за Мороза» проголосовало 33% избирателей Лазирок — это самый высокий результат среди всех партий.

Поэтому «Кернел» не сходит с уст лазиркивцив, но имя Веревского им тоже известно.

— Он в Швейцарии живет. Ему плевать на нас, — считают крестьяне.

Наконец и меня ждет знакомство с холдингом в двухэтажном здании, где заодно ютится сельсовет Лазирок. Я удивляюсь, что коридор с офисами «Кернел» расположен напротив ее тесных комнат. Обычно административные здания в стране стоят особняком.

Между тем одна из работниц совета поражает меня:

— Все три комнатки сельсовета также принадлежат «Кернел».

— Есть?!

В Председателя

— Да. Этот дом выкупил «Кернел», — рассказывает мне сельский голова Александр Ковалев. — Он сдает нам комнаты в аренду за одну гривну. Но ситуация — не из лучших.

— Так какие у вас отношения с холдингом? — спрашиваю я.

— А какие ?! «Кернел» не помогает. Здешние фермеры сами забетонировали участок дороги. А то только разобрал технику с тракторных бригад, которую выкупил из колхозной недвижимостью. Как крестьянам обрабатывать землю без техники? Теперь только в аренду паи и сдавать.

— Но холдинг через налоги пополняет ваш бюджет, — оппонирую я.

— Бюджет села — два миллиона гривен, — отвечает Ковалев. — Из них от «Кернел» всего 350 000. Еще примерно половина этой суммы — от крупных фермеров. Их всего трое.

Оценив территорию Лазирок, легко заключить: «На такие средства не разогнаться».

— Но в «Кернел» здесь еще два элеватора. Людям идет зарплата … — настаиваю я.

— Там работает всего сто-сто пятьдесят крестьян. Хороших зарплат у нас нет, — отвечает Ковалев.

Еще слышу о работе от местных «Поля холдинга обрабатываются техникой, неизвестно откуда прибывает, и туда же исчезает, местные люди не на ней не работают».

Вероятно, моя роль «адвоката Кернел» его настораживает. Докинувшы, стандартный мем, что земля в украинском — от казаков-прадедов, председатель замолкает.

«Человечка»
Причина настороженности в Лазорках станет зрозуиою, только я перейду из комнат сельсовета в офисы «Кернел», что напротив.

Там меня встречает лишь пустой коридор. И из двух шеренг дверей вдоль него открыты всего — одни. Их украшает самодельная вывеска с надписью «Приднепровский край». Это — дочернее предприятие холдинга.

— Подожди, здесь человечек пришла, — говорит в трубку единственная сотрудница, которая сидит за столом в просторном помещении.

Все, что я узнаю: ее зовут Оксана. На остальные вопросы эта нарядная на фоне оборванного села женщина не отвечает.

— В таком случае кто прокомментирует отношения деревни с холдингом? — спрашиваю я.

В ответ представитель «Кернел» советует мне взять комментарий у центрального офиса холдинга, в городке Золотоноша Черкасской области.

Тексты обратились в центральный офис компании за комментарием. Нам сказали, что найдут ответственного и перезвонят. Ждем.

Я выхожу, покупаю кофе и иду, попивая ее из пластикового горшка. И вдруг свист от серого джипа, резко тормозит рядом, заставляет обернуться.

— Мне сказали, что вы о «Кернел» расспрашиваете! Что вам надо ?! — выпаливает молодой человек в черном. Выпрыгнув из джипа, он спешит в мою сторону. — Покажите Ваши документы!

Едва ошарашен, я прошу парня представиться самому.

Перед глазами мелькает вид охранника холдинга по имени Артем. Через минуту он сообщает кому-то дальше по телефону о мое лицо. Я сразу заключает: от «кернеливцив» стоит держаться на расстоянии. Теперь уже одна из моих свидетельств заставляет остыть нового знакомого.

Даром
Правда, я наблюдаю, как Артем к вечеру патрулирует улицы Лазирок. Описанное поведение работников холдинга только и может, что настораживать крестьян. Между тем историй в них о «Кернел» немало.

Так в ЛАЗЕРКОВСКИЙ ПТУ, которое готовит трактористов и комбайнеров, не лучше знакомы с аграрными проблемами. Заместитель его директора «Саша», как он просит обращаться, раскрывает мне некоторые из них в сторожке общежитии заведения:

— Мы готовим около двухсот специалистов на всех курсах. Но, холдинговые наши ребята: трактористы, механизаторы, комбайнеры — по сути не нужны.

Догадываясь, что ПТУ может выпускать специалистов, которые очень далеки от новейших агротехнологий и потребностей рынка, я спрашиваю:

— А почему так?

— На рыночные запущены предприятия, которые предоставляют технические услуги крупным аграриям. Там современная техника. Десять комбайнов могут подчинять поле за полем.

— Значит, исчезает потребность в ваших специалистах …

— Холдинг предлагает выпускникам работу и набирает их на испытательный срок. Но после того, как ребята почти даром отработают, их, конечно, гонят в три шеи. Кому надо дальше выплачивать зарплату, если работа — сезонная? Подработки вне сезонами могут найтись только у фермеров. Но те же всех на зимнее и осеннее время НЕ пригреет. А вот поговорите! Анатолий пришел! Агроном.

Заместитель директора ПТУ Саша недоволен тем, как холдинг использует его выпускников

Еще один из работников ПТУ, переступив порог сторожки, усаживается за старенький столик.

— Неужели Вам выгоднее работать на вахте в общежитии, чем агрономом? — спрашиваю нового собеседника Анатолия.

— Конечно, — отвечает тот. — Здесь стабильная зарплата. А что — агроном? Сейчас есть работа, завтра — нет. Открыть собственное дело — невозможно. У нас с женой — девять своих гектаров, два паи. Приходится их сдавать в аренду.

— Двадцать гектаров для обработки у нас говорят: свиньи не голодны. Нет смысла браться за мелкий надел без финансовой поддержки или пусть какой-то техники. А еще есть дальнейшие проблемы. Например, элеваторы. Куда девать зерно? Кроме того, удобрения. Сейчас без них не обойтись.

мелкие
Лазирчаны рассказывают также и о «химию» одинаковую историю. Вроде холдинг, опрыскивая поля с вертолетов ядом, ничуть не считается, что она попадает на местные дома с огородами.

Об этом мне, в частности, рассказывает мелкая фермер Галина Сергеевна, тоже не желая ни фотографироваться, ни сообщать для прессы свою фамилию. Чтобы добраться ее, я преодолеваю тропы через поля в село Павловщина. То уже зияет руинами ли не каждого десятого дома. Неудивительно, что на их фоне скромный дом Галины Сергеевны — несколько комнат, хоть и в два этажа — многим кажется состоятельным.

Скромный дом мелкой фермерши Галины Сергеевны кажется ее соседям очень состоятельным

— Там такой большой наверху, — направляют они меня, когда я ищу фермер. Собственно, и в доме я застаю скромный быт, еще советская мебель; угощают меня также обычным рационом, только удивительно вкусным: борщ и гречка с котлетами.

Галина Сергеевна после смерти мужа, взяла на себя все трудности мелкого хозяйства размером всего двадцать семь гектаров. Родом из житомирского Полесья, она — не первая из здешних фермеров.

— Вы не представляете, что такое таскать килограммы селитры, выплачивать кредиты и еще и думать, как уберечь урожай. А как было нам возвращаться к частному хозяйства после колхоза! Но у фермера и дальше преграды — на каждом шагу. Чего стоит только законодательное рейдерство !? (Так женщина называет мошенничество с правами на собственность. — авт.) Например, сейчас пай записан вас в кадастре, а уже завтра — может попасть как принадлежащий другому, каком-то большом владельцу. И не каждый себя в этой ситуации защитит. Спасает только взаимовыручка. Такие как я, мелкие хозяева, постоянно кооперируемся между собой. Крупные фермеры с Лазирок нас поддерживают. А холдинг? А что холдинг? Его интересует только наша земля. Доходы от нее. И подавно.

Средние
Юрий Мотрич — один из трех здешних относительно крупных фермеров. У него около 3500 га. Собственно второй из них — его двоюродный брат.
Мне везет пообщаться и с отцом Юрия — господином Николаем, перехватив его в здешнем храме ПЦУ ремонтируемого средства Мотрич. Худой как щепка, он, однако, и осанкой, и манерами, и жаром в глазах и даже плотной «кожух», точно похож на описания этих сказочных кулаков, которыми когда-то славились деревни.

Мотрич также возвели церковь ПЦУ в Гребенках. По словам самого Юрия, он владеет тремя тысячами гектаров, имеет также элеватор; вовремя выплачивает кредиты, когда те нужны.

К слову, как жители Лазирок жалуются на холдинг, так же единодушно они хорошо отзываются о Мотрич. И не только за то, что фермерское хозяйство — это полсотни рабочих мест. Фермеры, в отличие от холдинга, придерживаются обязательств перед владельцами паев, вспахивают их огороды.

Кроме того, помогают селу. Юрия любят и за толковое ведения хозяйства и за хорошее отношение к людям. В этом году он свозил работников в Египет после жатвы. Укорененность в местную общину и авторитет придают ему уверенности накануне земельной реформы.

— Но вы не сможете выкупить всю землю, которую арендуете, — говорю я.

— Мне это и не нужно сразу. Часть я уже приобрел, пусть и малую. То докуплю. А кто будет продавать землю — конечно, продавать ее мне не была — холдинговые. Я в этой конкуренции выиграю за прозрачных условий. Бесспорно, возникает проблема мелких фермеров. Они и так едва сводят концы с концами. И если им не помочь дешевыми кредитами — могут разориться. Кроме того, даже крупные фермеры не смогут тягаться с крупным зарубежным капиталом, если его бездумно допустить на земельный рынок. Надеюсь, что этого не произойдет.

Земля и Культура
Итак, в Лазорках два брата-фермеры чувствуют себя достаточно уверенно, они ценят свой авторитет в обществе зависимые от него. Не ведут роскошной жизни. Один даже живет в квартире двухэтажного дома.

Имущественное расслоение постсоветской эпохи больнее задело в селе бюджетников. Они не любят холдинга и озабочены судьбой аграрной реформы, понимая, как зависит от нее — и их будущее. Речь идет о учителей, врачей, библиотекарей и тому подобное.

К слову, врачей в огромных Лазорках — всего двое, семейная пара. А старая аптека работает только до трех часов дня.

В Доме детского творчества ее директор Антонина Анатольевна посвящает меня еще больше в культурные проблемы села:

— Зарплата у учителей здесь более-менее нормальная только при условии выслуги. Начальная ставка — тех же пять тысяч. Представьте себе: я — директор заведения, и подрабатываю летом продавцом. Дети удивляются.

Пока я смотрю облупленные потолка помещения, руководитель технического кружка Александр Михайлович добавляет:

— У меня зарплата четыре тысячи. Из них почти половину надо выплатить за газ .. Поэтому подрабатываю в ПТУ. Ремонт мы здесь делаем своими руками. Материалы для кружков часто покупаем сами. Кроме того, есть гектар территории. Пять учителей обрабатывают и ее.

Из разговора я узнаю, что передо мной представители когорты, которую обделили паями, поскольку она не относилась к колхозу. Разнообразие изделий в одной из комнат свидетельствует сколько здесь приложены усилия, чтобы развивать творческие навыки у детей.

— Далеко не все боятся продажи земли. Кто-то уже готов прощаться с паями, чтобы приобрести квартиру в Киеве. Нам по этому Анич не перепадет. Но от того, чем обернется земельная реформа для села, зависят наши судьбы. Сейчас, как видите, мы не возлагаем руки, чтобы спасти заведение и его закрыли из-за нехватки средств. Пока готовим на завтра вечер, посвященный Котляревского. Приходите, — приглашает Антонина Анатольевна.

Десяток баб осталось
Разговор с сельской интеллигенцией не дает мне покоя. После русифицированных больших городов Юго-Востока я с чем сравнить ситуацию.

Не раз приходилось наблюдать, как крестьяне, попадая в такие дебри, отступают перед горожанами и отказываются самих себя, то переходя на русский язык, то подражая их манеры.

Упадок сел означает и уменьшение носителей украинского языка.

В конце концов, в селах с головы выветриваются мифы о неуклюжий суржик. В Лазорках я скорее слышу на каждом шагу — безупречную украинский с диалектизмами. Ее и переплавляет в городах русский — на суржиковый гибрид.

«Лазорки — несколько заброшенных домов, Павловщина — каждый десятый», — думаю я.

— А Иванковцы видели? Там — «Чернобыль», десяток баб осталось, — перебивает моих мысли заместитель директора ПТУ Саша. — Вот поезжайте.

«Ты смеешься, а я плачу»
Не теряя времени, я отправляюсь туда на старой «Ладе». Водитель Виталий развлекает меня армейскими рассказами времен его службы в Нагорном Карабахе. Он также остался без пая. Когда побил горшки с председателем колхоза, не терпя его жлобства. С тех пор перебивается в жизни заработками: кого — в город завезет, кому — крыша починит.

Вдруг истории Виталия начинают пролетать мне мимо ушей. Здесь — сердце Украины. Полтавщина с ее черноземами и добычей газа. Даже — не известна своими пустошам Черниговщина. Но за окном мелькают заброшенные, заросшие сорняками дома. Еще недавно село на четыреста жителей! Хотя Виталий не удивлен:

— Да этакого у нас повсюду есть. Иванковцы — не одни такие, — докидывает он. — А вот посмотрите. Какая-то баба — в конце дороги. Может, как раз вас ждет?

Пожилая женщина в заброшенной платке, в калошах у ободранной тесного дома аккурат дожидается пикапа с продуктами на продажу. Магазины в селе уже давно нет. Она здесь — одна из последних летних жительниц. С молодых — еще только электрик с семьей остался. Всего устояло домов двадцать.

Бабка опасается нас, просит не фотографировать. Однако одинокая, она рассказывает. Никаких удобств у нее нет. Печка на дровах, колодец, телевизор и радио — это все. Но женщина ничуть не жалуется. Скорее удивляется, почему молодежь у нас такая несчастная, не умеет радоваться жизни. Ведь ее молодость мелькнула в сплошных ужасах — как голод, то война.

— Имеет в стране еще несколько поколений измениться, пока поймут, что такое же хозяйство, — так изысканно она и говорит, пока я радуюсь потоком ее словам, давно встречаются только в книгах:

«Положение», «товар», «обрыв», «ждать завтраками», «дотягиваю кончины».

— Все же на русском было: в техникумах, институтах; не говори ни слова в городе Украинский — затюкают сразу — читает мои мысли эта прямехонько крестьянка. — Но ничего. Все наладится. Только надо времени. Я думаю: пусть каждый из себя начнет. Тогда и изменится страна. Что им еще надо молодым в городах? Уже столько всего нет, а — видишь, все мало! Еще хотят, еще. И все же есть. Так нельзя … Жизнь скоро пройдет. Не для того оно, чтобы пьянствовать, а затем — из окон бросаться.

— Ни с кем вам в Киеве поговорить, что ли? Вот заговорили! Чур и пек! — завершает она, уже шагая за хлебом в пикапа.

Я только разевает следом рта. Однако вслед за грустью парализует и ярость.

Несложно и предположить, что будет означать для Украины разрушение деревни, если только его дожмет земельная реформа, которая будет способствовать большим холдингам, а не фермерам: деревни пуститимуть и дальше. Народ выезжать на заработки в Польшу и дальше. А в условиях правильно организованного хозяйства, они могли бы зарабатывать на своей «от казаков-прадедов» земли более чем на гипсокартонные в Чехии.

Домой

«Вы так не переживайте. Наши Лазорки — еще нормальное деревню. Как видите — работаем. Все еще можно наладить », — вторят мне по дороге в Киев слова тамошнего переселенца из Закарпатья, ремонтирует храм.

«Все наладится. Должна измениться несколько поколений », — окликается и разговор в Иванковцах.

«Я в этой конкуренции холдинг победу. Но, конечно, мелкого фермера надо поддержать. Крупный зарубежный капитал бездумно на рынок пускать нельзя », — напоминают о себе Мотрич.

ПолЬтавщИна … До встречи. Пока пока! Старая маршрутка деркотить.

как вывод
Государство способно через аграрную реформу и запуски рынка земли изменить ситуацию в украинском селе к лучшему. Здесь не лишним будет опыт не только наших ближайших соседей поляков, но и так называемых «Азиатских тигров» — таких Юго-Восточной Азии и к этому Японии. Их резкий рывок вверх начался с введения новых правил на рынке земли: крупные собственники ее потеряли, зато фермерами стали сотни тысяч до того безземельных крестьян.

Ведь именно мелкий производитель по сравнению с большим способен зарабатывать больше денег с гектара благодаря тщательному обработки меньших землевладений. Таким образом передовые страны Азии решали проблемы не только рабочих мест в стране, но и — накопление первоначального капитала для промышленных инвестиций. И Япония, и Южная Корея, и Тайвань строго регулировали земельный рынок.

Они создали идеальную конкуренцию, как в учебнике между мелкими собственниками, но не допускали концентрации земли в одних руках. В дальнейшем государства, дотируя, обучая (!!!) и помогая сохранять и экспортировать продукцию новых хозяев, из бедных крестьян создали средний класс, чьи дети выучились в университет и стали бизнесменами и политиками, а их внуки сейчас является одним из самых образованных на планете.

И даже если ситуация на в Азиатских тигров не совсем коррелирует с Украиной по численности населения и размерам землевладения, она отражает принципы потенциального экономического прорыва. Что уж говорить об Украине с ее черноземами на фоне бесплодных корейских или японских земель.
Очевидно, что каждый нюанс нашей аграрной реформы должно быть выверен до мелочей. Причем, больше всего в поддержке нуждаются фермеры мелкой звена, которые арендуют до ста гектаров, и средней — с наделами в несколько сотен. Итак, гигантские холдинги должны уступить бы местом многочисленным крупным, средним и мелким фермерским хозяйствам.

Только тщательно продуманный перераспределение земли (ведь за время «отсутствия рынка» образовалась прослойка крупных фактических собственников) способен и принести стране новые рабочие места, и усилить аграрный всплеск, затем — обеспечить внутренние инвестиции.

Это и будет тот экономический прорыв и те социальные лифты о котором говорит каждая новая власть. И такая фермерская Украина будет иметь деньги на содержание современно Армии, стоит не дешево, но которая нам нужно, чтобы выжить в затяжной войне с Россией.

По материалам: argumentua.com