Боец расформированного батальона «Прикарпатье» рассказал свою версию того, что произошло под Иловайском

Боец уже расформированного батальона «Прикарпатье» рассказал свою версию того, что на самом деле произошло под Иловайском, и почему 5-й БТО стремглав убыл с поля боя на Ивано-Франковщину.
Генеральная прокуратура обвинила в трагедии под Иловайский 5-й батальон территориальной обороны «Прикарпатье», который снялся с пяти блокпостов и с оружием в руках поехал домой в Делятин.
Главный военный прокурор Анатолий Матиос отметил, что своим поступком бойцы «Прикарпатья» обнажили фланг и привели к массовому «эффекту домино» в зоне Иловайска.
Впрочем, сами солдаты из «Прикарпатья» опровергают свою вину в возникновении котла и рассказывают, что до них с поля боя первыми бежали военные 51-й, 72-й и 28-й механизированных бригад.
Боец Владимир пришел в батальон добровольцем. До участия в АТО имел опыт службы в уголовном розыске, а после освобождения занимался ремонтами за границей. Володя — один из сотни бойцов, которые хотят нести службу и дальше, и сейчас проходят подготовку на полигоне Ровенщины.
Боец «Прикарпатья» рассказал свою версию, что на самом деле произошло под Иловайском, и почему 5-й батальон стремглав убыл с поля боя на Ивано-Франковщину.
(На время публикации текста стало известно, что батальон «Прикарпатье» официально прекратил существование. Около ста добровольцев, проходящих подготовку на полигоне Ровенщины, продолжат службу в 15-м батальоне 128-й Закарпатской горно-пехотной бригады. Вместе с бойцами 5-го БТО сюда переведены и остатки личного состава 51-й механизированной бригады, ранее распущенной указом Президента Украины Петра Порошенко. Через десять дней ребята отправляются в зону АТО на Донбасс).
— Кто пришел на службу в батальон «Прикарпатье»?

— Батальон «Прикарпатье» не создавался из добровольцев в классическом понимании. Возможно, и пытались создать его из добровольцев, но их было человек 75 из 420. Представьте себе, там было всего 20% добровольцев, а все остальные были мобилизованы, призваны и отобраны военкоматами.

Что это были за люди? Буду честным: в подавляющем большинстве случаев их подбор желал лучшего. Люди часто не имели ни навыков, ни психологической подготовки к войне, то есть не отвечали званию защитника Отечества. Только в моем взводе из двадцати пяти человек — пятнадцать хотели домой. При этом учтите момент, что их еще в военкомате убеждали, что служить они будут только на территории области, и ни в какие зоны АТО не поедут. Из этого надо и исходить.
Что такое добровольческий батальон, как «Днепр-1» или «Айдар», где ребята сознательно идут в бой — а что такое батальон, где из четырех парней трое панически хотят домой? Тяжело же так воевать.

Второе: мы прикрывали Иловайск, чтобы российские регулярные войска и силы наемников не прорывались дальше в тыл. Возможно, со стороны это так и выглядит, что если бы мы там стояли и не двинулись с места, то это остановило бы какое-то наступление. Но на самом деле было не так. Наши пять блокпостов были разбросаны на расстоянии пятидесяти километров. Противник без труда мог обойти наши блокпосты и положить нас потом.

— Расскажите о блокпостах, которые охраняло «Прикарпатье». Какое было обеспечение, что входило в обязанности?

— Мой взвод стоял у Кутейниково — это 15 километров от Иловайска. Еще один блокпост стоял у Амвросиевки, третий — возле пункта пропуска Мариновка. Нас поставили по периметру украинскй-российской границы, наша задача была — помогать украинским пограничникам.
Стояли в чистом поле... Никаких бетонных блоков у нас не было. Все очень элементарно. Взяли, нарубили деревьев в посадке, укрепили блокпост. Выкопали блиндажи, прикрыли их поленьями. Все.

На каждом блокпосту стояло по тридцать человек. Из штатного вооружения только автоматы Калашникова. Еще было несколько ручных противотанковых гранатометов, которые позволяют поразить танк на расстоянии 400 метров. Обычные автобусы, школьные, были спрятаны в ближайшей посадке. У нас не было никакой техники — БМП или БТР.
Когда мы отступали, то минами разорвало наши автобусы. Наши боеприпасы тоже сгорели.

22 августа наш блокпост в Кутейниково был плотно накрыт «Ураганом». Остался один автобус. Мы втиснулись в него, все двадцать пять человек. Подожгли остатки боеприпасов, чтобы они не достались врагу. Забрали с собой автоматы. Решили, что у нас есть два варианта — либо стать живым пушечным мясом, или уехать, но остаться в живых.

— Ваш батальон покинул позиции 22 августа, когда еще продолжались бои за Иловайск. Что стало толчком к тому, что вы забрали стрелковое оружие и поехали домой?

— За два дня до нашего выезда мимо выводили самоходные артиллерийские установки наших 51-й и 72-й бригад на запад. И с Саур-Могилы вся техника двигалась в направлении Старобешево — Волноваха — Тельманово.

Ребята на блокпосту спрашивали: «Куда вы едете? Вам же в другую сторону надо, не в Волноваху». А они говорили, что в районе Саур-Могилы российские танки, и они уже не могут их сдерживать.

Я не знаю, им давали такой приказ отходить, или они сами так решили. Но они ехали и везли все — танки, БТРы... Они нам сказали: «Позади нас уже никого нет. Вы остаетесь последние».

Мы докладывали командиру, что вот такая ситуация, что остатки подразделений отходят. Мы общались с бойцами 51-й, они нам говорили, что уходят, потому их технику почти всю разбили. Один командир роты сказал, что из четырех БТРов у них остался только один, а второй говорит, что в его роте из пяти БМПшек остались только две.

Таким образом, первые наши блокпосты, которые были у Амвросиевки, не имели возможности что-то «удерживать». Наш штаб, который находился чуть дальше, тоже был обстрелян. Раненых не было — только потому, что блиндажи были хорошо выкопаны. Зато боеприпасы были уничтожены и техника тоже.

Поэтому на блокпостах, которые были ближе к границе, было принято решение отойти.

— Вы спрашивали военных, почему они отступают? Они имели приказ от командования?

— Я не в курсе, получали они указания от командования сектора «Д», которым руководил Петр Литвин, или нет. Но непосредственного по нашему батальону, по нашему блокпосту было принято решение отходить — уже когда нам нечем было отбиваться.

Так мы оказались в Тельманово, где я и мои ребята уже стояли раньше, до Кутейниково.

Уже там ложилась ситуация, что более 50% отказывались продолжить там стоять, поскольку они видели, что их фактически предали. Бросили одних стоять перед танками.

Было ли это дезертирством? Я думаю, что в некотором смысле это можно так назвать, ведь все знали, что в зоне АТО легко не будет. Однако и на называть дезертирами весь батальон я бы не решился. Потому что после допросов в прокуратуре и ряда написанных рапортов все добровольцы, которые пришли в батальон сами, хотят продолжить службу и вернуться на Донбасс. Сейчас они тренируются на полигоне в Киеве.

Но сто человек — это уже не батальон. Принимается решение — или расформировывать, или присоединять к какой-то части в составе роты, например, кв 128-й горно-пехотной бригаде, или разбрасывать по другим частям.

Наши сто человек за то, чтобы вернуться и доказать, что мы никакие не дезертиры. Но пусть нам дадут технику и оружие, поставят на участок конкретно, и мы докажем, что нормальные бойцы.

— Где находятся другие бойцы, которые стали инициаторами поездки с фронта домой?

— Я же вам говорю, что таких было около трехсот человек. Все сходили на допросы в прокуратуру. Они готовы отвечать по закону, но категорически отказываются нести службу дальше.

Многие сразу «закосили». Сделали медицинские справки, что они больны и не могут больше нести службу. Или есть такие, кто написал рапорты на увольнение, хотя по сути здесь проблемно, так как они являются мобилизованными. И возникает вопрос: почему они не будут служить, а другие вынуждены идти вместо них?

Я со многими общался, они все понимают. Они готовы жить с клеймом предателей и неблагонадежных — но они не хотят стать жертвой бездарного командования.

Мы все понимаем, что сегодня не все гладко с командованием, но в такой ситуации бросать ребят, которые имеют семьи, фактически на смерть — это неправильно. Эта ситуация, когда мы видели, как выходили военные с серьезным оружием, а мы оставались сами на приграничной территории с врагом — она очень подкосила моральный дух большинства наших бойцов.

Думаю, сейчас все делается для того, чтобы батальон «Прикарпатье» сделать крайним, расформировать и поставить точку в этой истории, так и не разобравшись, почему все это произошло.

— Ваш командир Виталий Комар стал фактически главным обвиняемым в трагедии. Сидел под арестом в Одесском СИЗО, а главный военный прокурор даже высказал мнение, что он злоупотребляет спиртным. Как вы оцениваете действия своего комбата?

— Как простой солдат, я бы не хотел комментировать действия командира, но считаю, что он все сделал правильно. Мы отошли на сорок километров вглубь территории, как было приказано. Он взял на себя ответственность, и этим фактически спас нам жизнь.

Вопрос, что произошло дальше? Мобилизованные ребята панически не хотели оставаться, они хотели домой. Их охватил страх, неверие в командование, и командир не мог остановить эти настроения. Потому что сотня людей хотела остаться, а более двухсот пятидесяти, как минимум, — требовали возвращения домой.

Поэтому он принял решение, что едут все, чтобы нас не делить. При том, подчеркиваю — основная масса требовала вернуть их из Донбасса. Эти люди отказывались нести службу дальше.

Контролировать эту толпу было невозможно. Поэтому командиром было принято решение отправить всех нас домой.

К тому же, самовольно снялись только передовые блокпосты — стоявшие ближе всех к российской границе. Когда их обстреляли и уничтожили их боеприпасы и автобусы, хлопцами было принято решение покинуть эту местность. Как они оттуда выезжали? Попросили у местных вывезти их в безопасное место на КАМАЗе, которым вывозили зерно.

А наш блокпост на Кутейниково и еще один под Амвросиевкой снялись, когда приказ дал командир, мы снялись по его команде.

— Где находился ваш командир — вместе с вами или в штабе?

— В штабе. На блокпостах были командиры взводов, командиры отделений. И простые солдаты. Но наш командир стал принимать решение об уходе уже после обстрела самого нашего штаба, когда от обстрелов сгорели боеприпасы и личные вещи бойцов.
— Страну облетели телевизионные кадры, где ваш батальон «Прикарпатье» едет без остановки домой с автоматами в руках. Почему так произошло?

— Как я уже говорил, после ухода с блокпостов, большинство батальона начало паниковать. Люди не хотели никаких перевооружений, не хотели отойти в какую-нибудь часть или хотя бы под Мариуполь. Они отказывались отдать автоматы. Боялись, что когда они сдадут оружие, их снова заставят идти на передовую. Это выглядит действительно на статью «самовольное оставление места службы». Это факт, который я не отрицаю.

Мое личное мнение таково — мы должны были поехать в какую-нибудь воинскую часть на перевооружение, отдых, чтобы не было вот этого ухода аж на Западную Украину.

Я думаю, что в этом есть вина и низкий уровень профессионализма наших офицеров, которые не уговорили контингент батальона оставаться и не паниковать. Все это было пущено на произвол судьбы. Толпа загрузилась в автобусы, и ее остановить было невозможно. А так как у них еще и автоматы были — наши командиры решили, что лучше будет довезти их тихо-мирно до Ивано-Франковщины.

По поступлении в Дилятин нас сразу опросила прокуратура. Меня вызвали в тот же день. А других допросили уже в Ровно, куда нас перевели, поскольку в Ивано-Франковске постоянно под окнами происходили какие-то митинги, и прокуратура не могла там работать. Там все настроены были против нее и наших допросов.

Я честно сказал, что если бы был приказ от командования стоять и защищать какой-нибудь городок, я бы остался. Но поскольку я таких приказов не слышал, автобусы двигались в направлении Запорожья, Днепропетровска и дальше на запад без остановки.

Я видел, что офицеры не принимали никаких решений по остановке этих солдат. Поэтому в определенный момент и сам подумал, что какие-то договоренности существуют.

— По-вашему мнению, можно ли было предотвратить иловайскую трагедию?

— Проблему я вижу в том, что руководство сектора «Д» не организовало взаимодействие между подразделениями. Не дало своевременную команду сгруппироваться остаткам 51-й механизированной бригады, остаткам 28-й отдельной мехбригады, которые стояли в посадке возле Кутейниково. Были в секторе также подразделения 72-й бригады.

Перегруппировка украинских сил позволила бы выстроить некую оборону. По крайней мере, от Кутейниково до Старобешево мы могли бы занять какую-нибудь позицию. Однако этого не произошло. Одним сказали отступать, о других забыли. То есть, для организации обороны этого сектора сделано ничего не было.

Поэтому обвинять в дезертирстве людей, которые видели, что их тупо «кидают», глупо. Ребята видели, что механизированные войска отходят, увидели, что защиты нет. А нас целыми днями долбили минами — никакого смысла оставаться под огнем там не было.

— Вы бежали на школьных автобусах, а военные — на танках и самоходных артиллерийских установках. Если они бежали без приказа — то они, по сути, еще большие дезертиры, чем вы?

— Есть два варианта: либо им дали приказ отступать и не предупредили добровольческие батальоны, которые уже оказались в окружении в Иловайске. Или они сами решили уйти в Розовку — и потому являются дезертирами, как и мы.

Но как бы то ни было, руководству сектора «Д» следовало связаться с сектором «Б», где руководил Руслан Хомчак, который непосредственно был в Иловайске, и сказать, что так и так, мы обнажаем фланг. Давайте вы тоже примете решение, связывайтесь с Генштабом, потому что мы вам помочь не можем.

Без всего этого — произошло то, что произошло.

По материалам: argumentua.com