ЗЯТЯ ЧЕРНОВЕЦКОГО ПРИКОВАЛИ НАРУЧНИКАМИ К ВЗРЫВЧАТКЕ. НО ЧЕРНОВЕЦКИЙ СРАЗУ ПЕРЕДАЛ ЧЕМОДАНЧИК С ДЕНЬГАМИ» — Николай Поддубный (Дмитрий Гордон)

Черепа мы закрыли на 8 лет. Но через полсрока он освободился, хотя претендовать на условно-досрочное не мог никак. Дальнейшая его судьба незавидна. Некие спортивные лидеры направили его наводить порядок в Донецк, и там он переборщил, а когда в Киев вернулся, на второй день по пути к машине его расстреляли.

Генерал-лейтенант милиции, первый начальник отдела по борьбе с организованной преступностью в Киеве и в Украине, бывший начальник ГУВД Киева и заместитель министра внутренних дел Украины, экс-замдиректора Национального бюро расследований и Управления «К» СБУ, заслуженный юрист Украины и почетный сотрудник МВД СССР Николай ПОДДУБНЫЙ.

«АГЕНТЫ ВЛИЯНИЯ ПРОНИКЛИ В СБУ, ПРОКУРАТУРУ И МВД В ТОМ ЧИСЛЕ НА РУКОВОДЯЩИЕ ДОЛЖНОСТИ. ПО СУТИ, РАБОТАЮТ ОНИ НА ЧУЖОГО ДЯДЮ»

— Мне приходилось слышать, что в милиции были люди, завербованные Комитетом государственной безопасности, а позднее СБУ: они якобы работали на две структуры параллельно — это правда?

— А почему нет? Дело в том, что раньше КГБ занимался в том числе безопасностью в системе органов внутренних дел, и с этим нельзя не согласиться. Другое дело, что я, всю жизнь отдав уголовному розыску, выступаю категорически против какой-либо агентурной работы, проводимой среди сотрудников МВД подразделениями, как они сейчас называются, внутренней безопасности — это низко!

Если чекисты в свое время выявляли агентов иностранных разведок, даже экономическая безопасность в их компетенцию входила — это явление закономерное, но когда соглядатаем выступает наш сотрудник или, допустим, начальник, это выглядит, мягко говоря, неоднозначно. Сейчас внутреннюю безопасность приравняли почему-то к подразделениям по борьбе с организованной преступностью, но, во-первых, какое отношение она к нашей системе имеет, а во-вторых, какой осадок остается на душе у милиционера, который честно и добросовестно трудится, но понимает, что за ним постоянно следит какой-то стукач?

Раз уж берете человека в органы, он должен пройти все положенные проверки, чтобы не попадали в ту же Службу люди с начальным образованием, как, например, заместитель председателя СБУ Кислинский, до этого в Секретариате Президента работавший. Назначил его своим указом Президент — имел на то право, но вы-то, Управление кадрами СБУ, обязаны проверять госслужащего первого ранга так же, как всех проверяете. Попробуй-ка кто-нибудь поступать в обычном порядке — его год по всем статьям будут шерстить: и на дедов досье поднимут, и на прадедов. В мою бытность даже милиционера из тех, что конвоировали арестантов, выносивших параши, изучали под микроскопом: не дай Бог у него брат где-то по хулиганке судимый — все, его не брали, а тут, интересно, куда смотрели? Кислинский представил вам документы, но их соответствующие структуры обязаны проверить, а потом доложить обо всем Президенту. Надо свои должностные обязанности выполнять!

Раньше в милиции была так называемая инспекция по личному составу, но создавалась она не для того, чтобы иметь какие-то источники информации. И главное: почему сотрудника в своем же ведомстве подозревают? Да потому, что мы не смогли поставить заслон перед нечестными людьми при оформлении на работу в МВД, СБУ и другие правоохранительные органы, когда стала набирать силу организованная преступность, рэкет.

С рэкета только ведь начиналось, а потом по-крупному игра пошла. Где-то процентов 80 экономики...

— ...крутилось в тени...

— Да, и где теперь богатство нашей страны? У тех, кто ныне в высших эшелонах власти, а чтобы защищать свои интересы, каждый клан...

— ...собственной службой безопасности обзаводился...

— Это во-первых, а во-вторых — засылал своих людей в структуры, которые его интересовали. Подбирали сперва молодых ребят, направляли в наши академии и внедряли их, предположим, в Управление по борьбе с организованной преступностью...

— Так это и есть агенты влияния!

— Совершенно верно. Они проникли в такие структуры...

— ...как СБУ, прокуратура, МВД...

— ...и не только в ранге оперативников, но и на руководящие должности. По сути, работают они на чужого дядю. Конечно, на такие случаи внутренняя есть безопасность, но посмотри: опер, придя в органы внутренних дел на работу, получает первую зарплату в 1300-1400 гривен — он на нее может прожить? Нет, разумеется, вот и ищет какие-то каналы, пути.

— Какой-то тупик — неужели нет выхода?

— Я бы вообще провел в системе МВД большое сокращение, — наполовину! — а фонд зарплаты оставил бы прежним. Отобрал бы людей надежных, 100 раз проверенных — они же все налицо. Зачем какая-то внутренняя безопасность, зачем писать на сослуживцев «телеги» — видно же, где и как человек живет. С одной стороны, к взяточничеству его реалии жизненные подталкивают: он за порог своего дома выходит и чувствует себя белой вороной, а когда возвращается, его добивает семья. Розыск ведь что такое? Это работа на износ — раньше, к примеру, если четыре часа поспал, уже ты герой.

— Спрошу напрямую: как вы считаете, сейчас в руководстве и Службы безопасности, и милиции, и прокуратуры, и других силовых ведомств могут находиться агенты влияния могущественных когда-то бандитских, а ныне легальных финансовых группировок, которых запустили туда в свое время, как щуку в пруд?

— Мне тяжело на этот вопрос отвечать, но, к сожалению, это так. Особенно там, где дело касается бизнеса, где большие крутятся деньги и «засланным казачкам» огромные суммы выплачиваются. А чем же еще объяснить такой провал в нашем государстве по экономике, по всем остальным статьям? В последнее время как выборы приближаются, так и зарплаты где-то находят, и пенсии, а на самом-то деле, если так разобраться, идут страшные хищения, и высшие чиновники прекрасно знают, что творится и где они оставили лазейки, через которые утекают миллионы и миллиарды.

«ЧЕЧЕНЦЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПОПЫТАЛИСЬ ВЗЯТЬ ПОД КОНТРОЛЬ КИЕВ, НО НАШИ ГРУППИРОВКИ ИХ ПЕРЕСТРЕЛЯЛИ»

— В вашей практике бывало такое, что вы брали крупную рыбу, допустим, одного из лидеров преступной группировки, а он говорил: «Начальник, позвони в СБУ — тебе скажут, с кем я работаю» — и вам приходилось его отпускать?

— Таких случаев было немало, и в основном, когда мы пошли в наступление на организованную преступность в Киеве. Как только задерживаешь кого-то за особенно дерзкое нападение со стрельбой, он сразу: «Позвони обязательно в Службу такому-то», но я никогда не звонил. Бывало, что в ход шли какие-то с противоположной стороны провокации: мол, милиция неправильно себя вела, хотя на самом-то деле у меня был очень тесный контакт с прокуратурой. Я как-то привык к этому, работая еще по убийствам, которые прокуратура расследовала, и каких-либо вопросов у меня, как правило, не возникало.

— В кино мы наглядно видим, как бандиты пытали своих жертв утюгами, отрезали им пальцы, подвешивали за руки, связанные сзади... Действия рэкетиров и впрямь были так жестоки?

— Если бы можно было сказать все, что об этом знаю!.. Конечно, жесточайшие пытки применялись — какой же рэкет без наезда, без насилия? Закрывали, к примеру, людей в подвалы, пристегивали наручниками к батареям, в холоде там держали, и не только утюги шли в ход. Что только ни делали, чтобы деньги выбить...

— Мне рассказывали, как один из лидеров бандформирования, склоняя пойти к нему под «крышу» крупного бизнесмена, который со временем стал олигархом, посадил того в свою машину и по дороге остановился на одной из заправок. Там ему якобы не долили бензина, и он на глазах у этого предпринимателя отрезал заправщику ухо. Лично вы с подобными ситуациями сталкивались?

— Этого случая я не знаю, по крайней мере, в Киеве таких инцидентов не было.

— Правда ли, что одно время Киев хотели взять под контроль чеченцы?

— Да, действительно, попытка такая была — сюда ткнулась, чтобы наложить лапу, чеченская группа, которую возглавляли Расул и Ваха. Штаб-квартира их располагалась на улице Артема, но наши группировки этих ребят перестреляли. Остатки потом уже мы задержали и привлекли к уголовной ответственности, часть отправили назад в Грозный. Тогда в Чечне разворачивались как раз события, повлекшие за собой войну, и в Украину зачастили оттуда типа наблюдатели, дабы оказать помощь нашей стране в становлении демократического государства. Наши тем временем в Чечню ездили, но эти смотрели только, как бы завладеть какими-то прибыльными предприятиями — особенно имеющими отношение к нефти.

«ЧЕРЕПА Я ПРЕДУПРЕДИЛ: «ТОЛЬКО НЕ ДУМАЙ, ЧТО ЕСЛИ У ТЕБЯ ГДЕ-ТО В ДРУГИХ ОРГАНАХ КРЫША, ТЕБЕ ВСЕ СОЙДЕТ С РУК»

— В начале 90-х в наш обиход прочно вошло слово «беспредел». Творился ли хоть когда-нибудь бандитский беспредел в Киеве и возникало ли у вас как у руководителя милиции города иногда ощущение, что ситуация выходит из-под контроля?

— При мне такого, чтобы обстановка становилась неуправляемой, не было. Все можно контролировать — надо только правильно расставить акценты и умело руководить людьми, которые у тебя в подчинении. Помню, когда первый раз мы Черепа посадили, он месяцев шесть туда-сюда поболтался, но даже в зону не попал — освободился. Я его предупредил: «Ты только не думай, что если у тебя где-то в других органах крыша, тебе все сойдет с рук. Это столица, и если узнаю...».

Тогда они с Москвой как раз не могли поделить Крещатик, и Череп опять равязал по отношению к своему партнеру насилие. Я его урезонить пытался: «Ты только поджоги мне не устраивай — если хотя бы один ларек сгорит, пеняй на себя». В пятницу переговорили, а в субботу он снова ларьки палит — ну что будешь делать? Ловлю его... Тогда Черепа мы закрыли — восемь лет ему дали. Столько доказали эпизодов, что он схватился за голову, но через полсрока снова каким-то образом освободился, хотя претендовать на условно-досрочное не мог никак.

Дальнейшая его судьба незавидна. Некие спортивные лидеры направили его наводить порядок в Донецк, и там он переборщил, а когда в Киев вернулся, на второй день по пути к машине его расстреляли.

— Я вспоминаю нашумевший в 90-е годы случай с захватом заложника в «Правэкс-банке», когда вы дерзко вмешались в ход событий и проявили при этом личный героизм. Что там произошло?

— При моем руководстве УВД города настолько сложная и непредсказуемая ситуация возникла впервые. Чем она была вызвана? По каким-то причинам (нам, конечно, известным) зять Черновецкого Атаян задолжал определенную сумму, а вторая сторона, не дождавшись денег, начала их вымогать и обратилась к недавно созданной группе бывших спецназовцев (руководил ею азербайджанец). Все они окончили с отличием наше военное училище, служили в Германии... Просто так жизнь сложилась, что их потом довезли сюда до границы и выкинули — куда им было податься? Вот и организовались в банду и как раз первое получили задание.

Когда источники информации сообщили нам, что возле стадиона «Спартак» состоится передача первой порции денег бандитам, мы эту группу еще не знали — в поле зрения она нам попалась впервые. Выехали туда, но успели лишь к шапочному разбору — деньги «спецназовцы» уже получили, зато всех участников этой группы удалось заснять. Правда, их предводитель усек наших ребят. Они сначала встали там возле столба, и этот капитан подошел к ним якобы прикурить, а они притворились такими пьяными, что языками не ворочают. Это аукнулось, при получении второй порции денег — то был уже второй эпизод.

Я был на работе, когда звонят мне из СБУ и сообщают: на «Правэкс-банк» совершено нападение. Бандиты поставили заминированную машину у банка и взяли в заложники зятя Черновецкого — сейчас он сидит в салоне, прикованный наручниками к дипломату со взрывчаткой, рядом с водителем. Я сразу туда... Мы уже знали, что там и кто, но сведений об этих людях не было: на нашем учете они не состояли, нигде по фототеке не проходили. Приезжаю и вижу: столько нагнали милиции! С одной стороны — «Беркут», с другой — «Сокол»: с автоматами друг против друга стоят, а машину со взрывчаткой подогнали под угол банка с таким расчетом, что, если автомобиль взорвется, здание моментально обрушится.

Захожу к Черновецкому, отыскиваю его в хранилище где-то, между сейфов. «Что происходит?» — спрашиваю, а он в ответ недовольство мне начал высказывать: «Отпустите эту машину! Я деньги уже отдал — мне жизнь моего зятя дороже». — «Зачем же тогда было звонить?» — говорю (это же он Службу безопасности оповестил, а оттуда уже набрали меня).

Черновецкий сам поднял шум — это во-первых, а во-вторых, раз я уже здесь, никогда в жизни не отступлюсь. У меня такое понятие еще из уголовного розыска: коль уж на место происшествия выехал, преступник не должен уйти с краденным, понимаешь, иначе я должен написать рапорт и должность начальника шестого подразделения оставить.

— Вы просто профессионал!

— Выхожу — все милицейское начальство уже на месте. Народу из МВД полно прибыло: кто сидит, кто за каменными выступами стоит. Они в ситуацию не вмешивались — все были согласны, чтобы эта машина уехала. Я постоял, постоял... Думаю: «Подойду-ка к водителю». Представился ему: так, мол, и так, ну и давай расспрашивать... Он рассказал, какое окончил училище, где проходил службу, а я же когда-то в спецназе Закавказского военного округа служил — вот и точка соприкосновения. Вспомнили, как там и что, — короче, я его расположил, на более-менее откровенный разговор настроил.

— Психология...

— Ну да. Длилась беседа два с половиной часа, и все это время остальные вокруг стояли. Этот мальчик (ну как мальчик? — старший лейтенант по званию) был в полевой форме, в куртке. Он мне сказал: «Товарищ полковник, вы напрасно со мной говорите — не все от меня здесь зависит, и если протянете еще минут пять... Взлетите вместе с нами на воздух: взрыватель стоит на дистанционном управлении, а рядом мой командир ходит — капитан, тоже бывший спецназовец».

«Я ТУТ ЖЕ САЖУСЬ НА МЕСТО ЗАЛОЖНИКА И ГОВОРЮ: «ТЕПЕРЬ ЧЕМОДАНЧИК ОТДАВАЙ СО ВЗРЫВЧАТКОЙ»

— И вы понимаете, что это не блеф?

— Какой блеф? Сверху там гаражи были... Подзываю одного из своих сотрудников, который того капитана возле «Спартака» видел и сразу узнал — профессионал! «Давайте наверх — он где-то там», и так получилось, — просто какой-то рок! — что двое наших идут между гаражами наверх, а капитан в этот момент сюда направляется. Увидел их, но вида не подал, пошел спокойно. Только мои выбегают, он раз — стреляет на поражение и одного ранит, а наш убивает его и забирает дистанционное управление.

— Убил все-таки...

— Да, но исход этого столкновения был непредсказуем: мы же не знали, что у него еще три гранаты было — вооружился он до зубов. Стоило ему кнопку нажать — и все, а хлопцев с автоматами вокруг сколько. Вдруг бы ему пришло в голову одну гранату запустить сверху в толпу? Я же оцениваю, что могло бы произойти, если бы рвануло, — кровь, убитые, раненые...

Опять подхожу к этому пацану-лейтенанту и говорю: «Напарника твоего мы только что убрали, и теперь уже от тебя все зависит».

— Он вам поверил?

— По-видимому, у него в мозгу тоже варианты прокручивались, и он, думаю, это уже определил — все-таки человек военный. Мы же еще дистанционное управление ему принесли, показали... «Самое главное, — увещеваю, — ты заложника отпусти», а он: «Не могу». — «Деньги уже у тебя, — продолжаю, — я к ним никакого отношения не имею и хочу только отвести опасность от всех этих людей. Видишь, сколько их? Ты ж не уедешь». — «Я согласен тут тоже взорваться». — «Погоди! — говорю. — Посмотри: стоят такие же ребята, как ты, — разве они виноваты, что по долгу службы здесь оказались? У каждого же есть дети».

В конце концов я пообещал: «Гарантирую: если отпускаешь заложника и отдаешь дипломат со взрывчаткой, мы с тобой едем и я тебя освобождаю»...

— От ответственности?

— Нет, из машины. Речь, дескать, о задержании не идет, но ты должен выдать нам деньги и показать, что добровольно сдался.

— А-а-а, все-таки сдаться надо было...

— Ну так а как же? В общем, то он принимает эти условия, идет на контакт, то опять передумал... Наконец, согласился. Высадили мы зятя Черновецкого — уже легче. Водитель спрашивает: «Кто вместо заложника?». Я тут же на освободившееся место сажусь: «Теперь чемоданчик отдавай со взрывчаткой», а у него же граната в руке и чеки нет — вот так держит. Стоит ему только разжать пальцы — все, и если бы капитан кнопку нажал, он бы так же погиб, как остальные.

— Слушайте, и время же идет — он уже сколько гранату без чеки держит...

— Я же тебе говорю: два с половиной часа. Короче, отпилили мы этот чемодан, итить его налево...

— Отпилили?

— Ну да. Я же не трогаю ничего — боюсь, что не дай Бог!.. Это ж граната, а рука потеет: или человек перенервничал...

— ...или пальцы свело...

— Чемоданчик этот хлопцам своим передаю: «Принимайте» (когда его вывезли и взорвали, огромная, между прочим, воронка образовалась). Парня я между тем уговаривать продолжаю: «Понимаю, что ты не уголовный преступник, понимаю, почему и как здесь оказался. У меня тоже душа не черствая, а ты в сыновья мне годишься. Ты же подумай: родители у тебя — что они скажут? Мать тебя родила, чтобы ты стал военным, учила добру, а ты...». — «Хорошо, — он сказал, — я сдаюсь. Куда едем?». Я: «Сам выбирай. Вверху прокуратура, дальше милиция, а хочешь — в СБУ». Он задумался: «В прокуратуру не поеду — там меня арестуют. В милицию не хочу — там убьют. Давайте-ка в СБУ».

За мной между тем стоял Иванов, сотрудник СБУ (ныне уже покойный). «Давай за руль, — ему говорю, — а ты, — это уже «спецназовцу», — садись назад». Он пересел с гранатой и спрашивает: «А где гарантия, что вы меня выпустите?». Ну а тут прибыл как раз прокурор Печерского района Гарри Шевченко (я с ним в свое время работал — вместе ночами на вызовы по убийствам ездили). Я его пригласил: «Гарри Александрович, садитесь...

— ...подвезем вас...

— ...мы как раз в прокуратуру». Спецназовцу говорю: «Вот прокурор района гарантию дает». Поднимаемся по Кловскому спуску, он сидит — а я все время за ним наблюдаю! — и гранату держит. Не доезжая до автодорожного института, такая низинка — там когда-то был ипподром, и он, падла, рассчитал, что если дверцу откроет и гранату в салоне оставит, то перекатится себе и останется невредим.

После успешного разрешения конфликта с захватом заложника в «Правэкс-банке» Леонид Кравчук вручил Николаю Олеговичу «Почесну вiдзнаку Президента України» — «За мужество, проявленное при задержании вооруженных особо опасных преступников», 1991 год

«ТАК И ЗАШЛИ В СБУ С ГРАНАТОЙ, У КОТОРОЙ БЫЛА ВЫДЕРНУТА ЧЕКА»

— А вы бы взорвались?

— Взлетела бы на воздух машина — как пить дать! Я ему: «Ты, видно, так и не понял, что я тебе сказал? Посмотри, один дед сидит, другой ведет, а ты все воюешь? Ты же боец, в таких войсках служил — ты что это удумал?». — «Да нет, я ничего...». Раз! — я кнопку нажал и дверь заблокировал. Приехали мы в СБУ, заходим в кабинет...

— Подождите, а где граната?

— В руке у него.

— С ней, значит, в Службу безопасности и зашли?

— Ну да. «Где чека?» — спрашиваю. Он: «У меня нет». — «Как это нет?». Меня между тем все время страховал Олег Архипов покойный (к сожалению, он погиб, на машине разбился), ехал следом от «Правэкс-банка». Хороший был парень, молодой, энергичный: сперва у меня работал, а потом перешел в Службу. Я кричу: «Техника мне!» — видел, что он там, под дверями. Заходит. «Надо срочно чеку, — прошу, — установить». Он побежал: нигде нет! — а потом скрепку приносит. Я себе думаю: «Пока ее сунешь, пока то да се...».

«Ты же уже сдался, — говорю спецназовцу. — Давай гранату, я вставлю туда чеку. Тебе ж заявление написать надо: мы тебя освобождаем, все». Ну а на нем брюки военные. Он хладнокровно полез в карман, вытащил оттуда чеку и тут же вставил. Все, я вздохнул с облегчением. Тут же понятых пригласили, и он пишет: «Я возвращаю деньги...» и так далее. Архипову говорю: «Мы ему пообещали, что освободим, и свое слово должны сдержать, но имей в виду: у него есть еще оружие». Я это чувствовал по поведению, и когда спецназовец выходил, ребята его скрутили и забрали у него еще пистолет и гранату. Этого он не ожидал...

— Отпустили его все-таки?

— Ну конечно — он же из кабинета вышел.

— Какова же дальнейшая его судьба? Он не сидел?

— Ну как это не сидел? Задокументировали все, как положено, учитывая, что свидетелей прямых не было — оцепление в стороне стояло, одного подельника убили, этот не видел, как все происходило. Главными свидетелями были я, Иванов и прокурор, правда, я его слегка в заблуждение ввел. Сказал: «Гарри Александрович, мы пообещали, что водителя освобождаем», а он видел, что там уже сотрудники мои стоят, и посчитал, что самую главную работу уже сделали.

— Сколько спецназовцу дали?

— Немного, потому что я в суде выступил и все рассказал, как надо. У меня постоянно допытывались: «Он добровольно вам сдался?». Ну, сидит молодой парень — что же я буду говорить, как на самом деле все было?.. Это ж работа моя — его убеждать, и я подтвердил: «Конечно же, добровольно — боялся подельника, стоявшего наверху». Его осудили на семь или восемь лет, а обычно за это давали высшую меру или «пятнашку».

— У меня по этому поводу вопрос: приехав вечером домой, граммов 500 вы на грудь приняли?

— Нет, наоборот...

— ...300?..

— ...не пил ничего. Вышел из Службы, к ней уже подогнали мое авто — я сам за рулем ездил. Кстати, впервые тебе об этом рассказываю (если подтверждение нужно, в архиве суда можно поднять документы). Тогда меня сразу журналисты обступили: «А как? А где? А что?», но я сел в машину и поехал в Ботанический сад на Печерск. Ходил там часа полтора один — ни с кем не хотел разговаривать...

Чтобы напряжение снять, выпивать совершенно не обязательно, а потом позвонили: опять надо ехать куда-то. Ничего не поделаешь — это повседневная работа. Когда я уже успокоился, жена с работы звонит: «Где ты? Что там случилось?» — услышала уже что-то по радио... Я: «Да ничего». Даже вечером, когда домой пришел, ничем с семьей не делился.

Вскоре Кравчук вручил нам «Почесну вiдзнаку Президента України» (тогда еще не было ни звания Героя, ни орденов каких-то) «За мужество, проявленное при задержании вооруженных особо опасных преступников». Меня наградили, Иванова и прокурора (смеется). Он тоже ведь рисковал, просто не знал этого — думал, что я уже договорился и спецназовец разоружен.

«ТОГО, КТО ПОСМЕЛ БЫ АРЕСТОВАННОГО НА ДОПРОСЕ УДАРИТЬ, УЖЕ НА ВТОРОЙ ДЕНЬ В МОЕМ ПОДРАЗДЕЛЕНИИ НЕ БЫЛО БЫ»

— Вы много общались с лидерами, с вожаками преступных бандформирований и групп, а кто из них произвел на вас самое сильное впечатление?
— Однозначно сказать не могу, хотя Пуля, конечно, был самый умный. Он придерживался своих традиций, которым не мог изменить, был на голову выше обычного уголовного элемента, и с его мнением надо было считаться. С такими преступниками, несмотря на их криминальные наклонности, легче договориться, чем с разными шавками.

— Правда ли, что некоторые бандитские лидеры ползали у вас в кабинете по ковру на коленях с просьбой: «Начальник, не губи, умоляю — я буду с тобой сотрудничать»?

— Да, действительно, такие случаи были, но называть конкретные имена не хочу.

— Это серьезные люди?

— Конечно, но понимаешь, нельзя человека, кто бы он ни был и что бы ни совершил, унижать. Мы, например, так были воспитаны, и другим я это тоже внушал. Все, с кем работал, знают: не было такого, чтобы при мне кто-то замахнулся и арестованного на допросе ударил, — того, кто бы посмел это сделать, уже на второй день в моем подразделении не было бы. Я говорил: «Вы его бейте на улице, если сопротивление при задержании оказывает, но если уже к нам доставили, тут ваше геройство мне ни к чему, потому что он беззащитен. Вы же, в конце концов, тоже люди».

— Ну, хорошо, другая, например, ситуация. Лидер бандитского формирования, чье состояние насчитывает уже десятки миллионов долларов, попадает к вам и готов дать взятку, чтобы дело закрыть. Признайтесь, большими деньгами вас соблазняли?

— Нет.

— Почему?

— Видимо, так себя вел. Не зря же говорят, что дают там, где берут, где человек, иными словами, сам на это напрашивается.

— Сейчас в правоохранительных органах это сплошь и рядом...

— Дима, а можно вопрос я задам: ты веришь, что я не брал?

— Вам почему-то верю...

— И не потому что, как кандидат в президенты Ющенко в свое время сказал, «цi руки нічого не крали» — люди же видят, кто как живет... Я не мог. Так был воспитан, для такого не предназначен. Если уж пошел на работу в милицию, страдал, болел, недосыпал. Однажды приехал в тюрьму и сознание там потерял — просто от усталости, но чтобы меня купили за деньги какие-то... Вот сейчас слышать приходится, что милиции мало платят. Так пусть уходят! Недобора в ГАИ почему-то нет, а то придумали отговорку: «Они берут, потому что им мало платят».

— Вы понимали: раз возьмете — и все, прощай доброе имя?

— Да, понимал, но сказать хочу не об этом. Помню, когда-то очень давно (я работал еще в районе) был автодорожный труп, и задержали водителя молокозавода, который по той дороге на сепараторную вез молоко. Пообщался я с ним и вижу: мужик здесь ни при чем... Это, кстати, сразу ясно, особенно когда дело с простыми тружениками имеешь. Того, на чьей совести жизнь, за версту видно — какой бы хитрый и крученый он ни был, но я говорил и еще 100 раз повторю, что в розыске и в системе следствия работать должны не временщики — только так можно стать в своем деле часовым мастером или хирургом.

Начали разбираться, туда-сюда (раньше больше спрашивали, а сейчас кто бы на такое дело смотрел!). Ну, ДТП, снег шел, следы укрыл... Виновного мы по автомобильной краске нашли, что осталась на месте наезда, — все перебрали машины, но нашли, а человек, которого задержали первым, в это время сидел. Приходит его жена, расплакалась: «У меня двое детей, мой Петро на дороге человека бросить не мог — случись что, он мне бы сказал». — «Подождите, мы разберемся, — ее успокоил. — Я же не могу сейчас его освободить — трое суток отсидит, а потом посмотрим». Когда настоящего виновника задержали, я этого Петра освободил, как положено извинился... Он, бедный, задом пятился, кланялся...

На следующий день приходит ко мне на работу его жена: «Ой, я за вас Богу молюсь. Вы самый справедливый, вы то да се...». Я плечами пожал: «При чем тут это — ваш муж не виновен?», и тут она кладет на стол конверт — как обухом меня по голове бьет. Представляешь, что я почувствовал? «Заберите!» — сказал, а она раз и за дверь, так я за нею бежал, отдал деньги, еще и отчитал как следует: «Вы бессовестная!». Мне было хуже, чем ей, — понимаешь?

«ПРЕСТУПНИК, КАКИМ БЫ ЗЛОДЕЕМ НИ БЫЛ, ПРЕЖДЕ ВСЕГО ЧЕЛОВЕК. МЫ ВСЕ ЛЮДИ, НАС ВСЕХ РОДИЛА МАТЬ, А НЕ ВОЛЧИЦА»

— Ну ладно: взяток Поддубный не берет...

— ...и не брал...

— ...договариваться по-хорошему отказывался. Что же преступникам оставалось? Или угрожать ему, или просто стрелять без предупреждения. Вам когда-нибудь угрожали, на вашу жизнь покушались?

— Ну зачем же стрелять — только дураки, чуть что, за оружие сразу хватаются. Перво-наперво надо справедливо вести себя с арестованными, не оскорблять, не унижать — преступник, каким бы злодеем он ни был, прежде всего человек. Мы же все люди, нас всех родила мать, а не волчица, и ты, хоть и по другую сторону баррикады находишься, должен это помнить.

Два случая, правда, все-таки было — сейчас уже рассказать можно. Один заговор созрел в банде Киселя. В Голосеевском лесу на въезде в гостиницу «Золотой колос» было кафе (сейчас его уже нет), где крутые все собирались, и как-то я тоже перешел дорогу бывшим военным — преступникам, которых из армии повыгоняли, поэтому они решили меня убрать. Исполнителя назначили: одному бывшему майору сказали, что он должен со мной рассчитаться, причем весь разговор мне передали — это была реальная угроза, без никаких...

Ну что, поднял я свою гвардию оперов... Вот все говорили: «Беркут», «Сокол», — а я никогда ими не пользовался. Ну что они могли сделать возле того же «Правэкс-банка»? Это работа опера, который знает методику, так вот, дал я команду выловить этого майора любой ценой. Узнал о его существовании часов в шесть вечера, а в девять его уже ко мне привезли.

Сидят мои ребята, человека четыре (это не выдумка, все они живы!), а я по кабинету хожу, задержанного допрашиваю. «Кто ты такой, где, что?». — «Служил, то да се». — «А ты Поддубного знаешь?». — «Знаю, конечно». Ну, все понятно... Я еще какие-то вопросы позадавал, а потом говорю: «Я Поддубный. Ты ж, сука, сказал то-то и то-то, тебе задачу поставили...». Он тоже по тому ковру прыгал — крутился, как...
— ...вошь на гребешке...

— Ну да! «Меня подставили, я не знал...». — «Как же ты меня мог кончать, — говорю, — если не в курсе, кто я такой? Я же с тобой ни разу не сталкивался, ты же военный». Он, между прочим, уцелел, до сих пор живет в Киеве. Может, будет читать это интервью, так просто...

— ...привет ему передать?

— Да, приветствую (смеется)! Потом съездил к нему домой, рассказал семье, чтобы и жена, и дети знали... Я просто провел профилактическую работу, чтобы желание отбить у тех, кто замышляет недоброе, а майор... Трое суток у нас посидел, а потом мы его освободили.

— Подождите, а дело?

— Не возбуждали, а с нанятым киллером другой случай был. Он мне назначил свидание: позвонил и сказал, что хочет встретиться. Я спросил: «Кто вы такой?». — «Потом. Это в ваших интересах».

— А вы начальником ГУВД уже были?

— Нет, начальником столичной «шестерки». Вызвал я Владимира Харченко и Василия Гальченко — двух сотрудников, и, по-моему, еще Кур с ними был — и направил в Софию, на территорию которой тогда еще свободный был вход (там встречный наш пункт — эдакая штаб-квартира Мазепы под Полтавой). Они докладывают: «Действительно, ходит тут хлюст такой». Я: «Имейте в виду, он вооружен. Я на встречу к нему иду, и если убьет, это на вашей совести будет». Они, разумеется, тоже пришли не с пустыми руками.

— Они — это ясно, а вы?

— А как же? Я-то с оружием, но они уже знают объект и отмечают любые его движения. Прихожу, одним словом. «Привет!». — «Привет!». — «Я Поддубный». Он: «Я вас в лицо знаю». — «Что ты мне хочешь сказать?» — спрашиваю. «Я киллер, которому вас заказали». — «У меня сразу вопрос: «Ты с оружием?». — «Да». — «Давай его сюда». Подозвал Володю Харченко, чтобы он «пушку» забрал, обшманали его. Идем, разговариваем... Оказалось, не местный — сейчас уже не помню, откуда. «Почему же решил меня не убивать?» — спрашиваю. «Потому что, когда с уголовниками здесь связался, они мне сказали: «Ты что, Поддубного не знаешь? Нельзя этого делать». Вот и решил вам рассказать, но все это пускай между нами останется».

«Где ты живешь-то?» — интересуюсь. Он: «На Кловском спуске снимаю квартиру. Езжайте туда, заберите еще один ствол». Изъяли там, кажется, револьвер-наган, типа парабеллум.

«ДЕЛО ГОНГАДЗЕ МОЖНО РАСКРЫТЬ И СЕЙЧАС, А ЕСЛИ УБИЙСТВА НЕ БЫЛО, ДОКАЗАТЬ, ЧТО ЕГО НЕ БЫЛО»

— Николай Олегович, я вам задам несколько неудобных вопросов, на которые, если не захотите, можете не отвечать. Говорят, при покойном министре внутренних дел Юрии Федоровиче Кравченко в милиции были созданы специальные отряды, которые занимались устранением неугодных. В частности, им приписывают ликвидацию ряда криминальных авторитетов, что потом было списано на внутренние бандитские разборки, — это правда?

— Думаю, нет. Говорить он мог разное, но я бы, конечно, был в курсе. Нельзя иметь какое-то подразделение, о котором никто бы не догадывался, — все равно информация просочилась бы.

— Скажите, а кто-нибудь из лидеров крупных бандформирований, с которых и начинался в Киеве криминальный бум, сегодня в живых остался?

— Если и да, то они все больные, уже старые. Есть среди них один, который был очень жесток. Когда они в Трускавце назначали очередной жертве встречу, один из его подручных клал руку этого человека на опору, а он прыгал на нее и переламывал. Крайне жестоким был, но сейчас тяжело болеет — наверное, Бог его наказал.

— Иными словами, никому преступная деятельность счастья в результате не принесла...

— Ой, Господи, сколько той жизни? Нагреб денег и думает, что счастливый, а сам во сто крат несчастнее, чем человек порядочный и воспитанный.

— Борис Сосланович Савлохов, о котором мы вспоминали, скончался на зоне за считанные дни до выхода на волю — на ваш взгляд, это была естественная смерть или убийство?

— Быть могло все, что угодно, но я не верю, что это случайность, — здесь, в Киеве, он очень многим мешал.

— До сих пор убийство Георгия Гонгадзе окончательно не раскрыто — вы полностью знаете картину этого преступления?

— Только в общих чертах. Я уже не работал в милиции — был заместителем директора Национального бюро расследований, но на это преступление (не уверен, что его можно назвать убийством) у меня есть своя точка зрения: оно не из разряда тяжело раскрываемых.

— Даже так?

— Считаю, что, несмотря на обстоятельства, осложняющие дело, его можно раскрыть и сейчас, а если убийства не было, доказать, что его не было. Только начинать надо не с той стороны, с которой дело гробилось, а с последнего следственного действия, которое предпринимают сейчас, и идти назад, потому что в раскрытии этого преступления были задействованы очень большие силы, но до сих пор никто нигде не отчитался и не понес ответственности за бездеятельность или некомпетентность.

В деле Гонгадзе есть разные показания: то тело в Таращанский морг завезли, то увезли оттуда, а в итоге мама посмотрела: не тот у трупа размер обуви. Это же кто-то делал — значит, с самого последнего листа нужно начать и постепенно события восстанавливать, не от преступления к доказательствам идти, как обычно, а от экспертиз к установлению фактов. Надо лишь, чтобы занималась этим бригада, работающая четко, невзирая на лица тех, кто за этим стоит, — следователей и прокуроров.

— Делаю вывод, что пока это невозможно...

— Ну почему — данное преступление раскрываемо сейчас и раскрываемо было тогда. Одно возмущает: рассуждения о том, что это кому-то выгодно, ну и, конечно, отвечать за расследование нашумевшего дела должна исключительно прокуратура.

— Если бы дело Гонгадзе поручили сегодня вам, вы бы его раскрыли?

— Я не могу себя рекламировать — это нескромно, но, думаю, если бы группа под моим руководством была создана, в этой истории была бы поставлена точка: или преступление раскрыли бы, или бы доказали, что там убийства вообще не было, что замешана рука неких спецслужб. Дальше такая неопределенность тянуться не может и не должна — это понимает даже простой, не работающий в системе, народ. Когда с простыми людьми общаешься, они возмущаются — есть же самые элементарные вещи. Как это: нашли труп, завезли в морг, а потом он куда-то исчез и никто за это ответственности не несет?

«ДАВАТЬ КРАВЧЕНКО ОЦЕНКУ Я НЕ ХОЧУ — БОГ ВСЕМ НАМ СУДЬЯ, НО ЭТО БЫЛО ЧИСТОЙ ВОДЫ САМОУБИЙСТВО»

Самоубийство министра внутренних дел Юрия Кравченко, который дважды стрелял себе в голову, — случай крайне нетипичный, тем не менее Николай Поддубный убежден, что Кравченко покончил с собой

— Одним из самых громких в независимой Украине стало так называемое дело «оборотней в милицейских погонах» под руководством Игоря Гончарова — человека, который служил у вас в подразделении и умер или был умерщвлен в СИЗО. На ваш взгляд, это дело высосано из пальца или группа Гончарова действительно совершала тяжкие преступления?

— Я вообще считаю наивными людей, которые мелют, грубо выражаясь, языком о том, о чем не осведомлены, — это оперативным работникам не плюс! Гончарова я знал пацаном, когда он только пришел в шестое подразделение из Печерского райуправления, помню, что его отец — военный, что сам он был человеком воспитанным и по всем своим качествам нашим требованиям соответствовал. Состоял ли в какой-либо группе, судить не берусь: меня там уже не было, но чтобы Гончаров людей убивал — в это поверить я не могу.

Вы думаете, он умер сам?

— Это случилось в следственном изоляторе, где очень мало людей умирает по собственной воле.

— Последний вопрос — о гибели министра внутренних дел Украины Юрия Кравченко. Скажите, на ваш взгляд опытного оперативника и безупречного профессионала, это было самоубийство или убийство?

— (Вздыхает). Я твердо уверен: самоубийство, — и почему мы не верим прокуратуре, которая выезжала на место происшествия и делала свое заключение? — неужели вы думаете, что там все куплены? В прокуратуре где-то процентов 80 очень порядочных сотрудников — особенно это относится к следователям, с которыми я работал. Кто бы взял на себя такую ответственность — объявить о самоубийстве, если были бы хоть малейшие признаки того, что Кравченко кто-то убил?

Юрия Федоровича вызывали на допрос в Генпрокуратуру, он нервничал... За ним уже велось наружное наблюдение с одной и с другой стороны — это киллеру, получается, надо было на парашюте спуститься или подземный ход прокопать... Тем более что в доме были жена, родные.

— Хорошо, но два раза стреляться?

— При чем тут это? Поскольку я очень много выезжал на самоубийства, могу сказать: первый выстрел жизненно важные центры не затронул. Пуля прошла снизу вверх в гортань, вышла вправо, а криминалистика, отработанная на вскрытиях, свидетельствует: при таком выстреле наступает шок. Иной раз человек пулевого ранения даже не чувствует, это как проникновение кинжалом, огнем: опекло — и все, но крови в избытке...

Мне о столь неприятных вещах рассуждать сложно — просто в такие моменты человек понимает, что он уже обречен и ему надо доводить начатое до конца. Юрий Федорович был это сделать вправе — говорю как оперативный работник, но утверждать не могу. Я верю здесь прокуратуре, потому что знаю тех, кто этим занимался, — они люди порядочные.

Спекуляций хватает, но как можно было расстрелять человека, который был в доме? Он ходил, мучился сомнениями, какими-то предчувствиями. Давать Кравченко оценку я не хочу — Бог всем нам судья, но тут чистой воды самоубийство. Ну зачем, вот скажи, следователю или прокурору, кем бы для них бывший министр МВД ни был, фальсифицировать это все, чтобы потом идти домой с неспокойной душой? Не каждый так может...
Я вот, допустим, всю жизнь проработал в розыске. Пусть хоть один кто-то скажет, что я ему подсунул патрон, или нож, или наркоту, или это с моего согласия сделали! Как бы я посадил безневинного, и пришел домой к детям, и стал бы рассказывать им, что их отец — чистый, порядочный человек? Так вот и в этом случае. Известна фамилия судебного медика, который подписывал соответствующий документ, и комплексная судебно-медицинская экспертиза дала заключение, что это самоубийство, — зачем же навязывать обществу сомнения?

Задержание главаря банды «оборотней в погонах» Игоря Гончарова. «Гончарова я знал пацаном, состоял ли он в какой-либо группе, судить не берусь, но чтобы людей убивал — в это поверить не могу»

По Материалам: Бульвар