Тимошенко vs Pussy Riot. Как «пытают» политических заключенных в Украине, и как — в России
«фрАза» решила сравнить условия, в которых отбывают наказание самые известные женщины — политические заключенные в Украине и России. При этом, даже если вы уверены в том, что и бывший украинский премьер, и участницы российской панк-группы получили свои тюремные сроки вполне заслуженно, сравнить все равно стоит. Хотя бы из любопытства. А заодно и попытаться сделать вывод о жестокости (или мягкости) двух соседних режимов. Итак, каков он, тюремный быт Юлии Тимошенко, Надежды Толоконниковой и Марии Алёхиной?
Но прежде ответим на несколько неизбежных вопросов.
Почему не сравнить условия, в которых находится Тимошенко, с условиями, в которых отбывают наказание 99% осужденных украинцев? Это и так было многократно сделано, и нет особого смысла повторять общеизвестные факты. А вот с Россией сравнить интересно. Кроме того, в Украине не так много «политзеков», лиц, в уголовном преследовании которых явно прослеживаются политические мотивы. По большому счету, «общепризнанными» жертвами режима являются только Тимошенко и Луценко. В России, увы, выбор шире.
Почему именно Pussy Riot? Действительно, самым известным политическим заключенным в РФ принято считать Михаила Ходорковского. Но хотелось бы сравнить именно условия содержания женщин-заключенных.
А корректно ли сравнивать Тимошенко, которая находится в больнице, с Толоконниковой и Алёхиной, которые отбывают наказание в исправительных колониях? И да, и нет. Да, потому что Тимошенко находится в больнице «Укрзализныци» с мая 2012 года, почти 9 месяцев — и абсолютно непонятно, когда же ее лечение закончится. Более того, столь длительный срок пребывания в больнице (без видимых положительных результатов лечения) сам по себе вызывает ряд вопросов.
Почему в заголовке слово пытают взято в кавычки? В настоящий момент нет юридических доказательств применения пыток по отношению к Тимошенко, Алёхиной и Толоконниковой. Слово «пытки» взято из активного политического лексикона защиты Тимошенко и ее политических соратников.
Сведения об условиях отбывания наказания участницами панк-группы Pussy Riot Толоконниковой и Алёхиной взяты из интервью с ними, опубликованном в «Новой газете». Последние сведения о тюремно-больничном быте Тимошенко почерпнуты из интервью народных депутатов Татьяны Слюз «Газете по-украински» и Людмилы Денисовой — «Газете по-украински» и интернет-изданию «Главком». Слюз и Денисова провели в больнице вместе с Тимошенко почти двое суток.
Важное уточнение. В настоящий момент Мария Алёхина после угроз физической расправы со стороны двух осужденных рецидивисток помещена в «безопасное место». Вот как его описывает сама Алёхина: «Я нахожусь в „безопасном месте“, а это просто камера ШИЗО (штрафной изолятор, — „Фраза“), но дополнительно оборудованная розеткой, и еще мне разрешено там иметь при себе личные вещи, а по сути, я содержусь в ПКТ (помещение камерного типа)».
А теперь — только факты, без каких-либо оценок и комментариев. Выводы делайте сами.
Гигиена.
Рассказывает Надежда Толоконникова:
Баня один раз в неделю?
Да.
Как вы справляетесь в остальные дни?
Нормально, как-то можно пережить.
Но только холодная вода?
Да, у нас холодная вода.
Горячей нет?
Нет.
Рассказывает Мария Алёхина:
...Я сказала про отсутствие горячей воды, про то, что у людей нет возможности мыть голову в отряде.
Людмила Денисова о Юлии Тимошенко:
Душа нет в комнате, до него надо дойти по коридору.
[...]
Проходим в душевую комнату, площадь которой 4 метра 25 квадратных сантиметров. Мы по плиточкам посчитали. Еще полметра — железный поддон, отгороженный клеенкой. Там стоит табуретка, так как Тимошенко не может принимать душ стоя, только сидя.
[...]
Тимошенко ночью принимает душ.
[...]
Рядом (в туалете, — «фрАза») — умывальник. Но воду там давно отключили. Когда к Тимошенко приходили защитники, то, чтобы никто не подслушивал разговоры, она эту воду включала. Это поняли и перекрыли кран.
Питание.
Надежда Толоконникова:
А еда?
С едой всё в порядке.
То есть нормальная еда?
Ну да, здесь вполне сносная еда, ее можно есть, и с вами ничего не случится.
Мария Алёхина:
Я сама себе готовлю, я не ем то, что дают.
Это плохая еда, вам не нравится? Или потому что вы вегетарианка?
Ну и по той, и по другой причине. Я предпочитаю свежие продукты. Мне так комфортнее.
Эти продукты вы покупаете, вам их передают?
Да, передают. Передает человек в Березниках, которому я пишу, что мне передать. И очень много людей присылают посылки. Я хочу им сказать огромное спасибо за это. Под Новый год я в одной из посылок нашла целую огромную коробку, и там был только шоколад, разноцветный, мне очень понравилось. И вообще посылок приходит очень много. У меня, к сожалению, нет возможности даже с кем-то поделиться, потому что я нахожусь одна.
То есть, у вас проблем с едой нет?
Абсолютно никаких.
Денисова о Тимошенко:
Она (Тимошенко, — «фрАза») рассказывает: «Мама передает творожок, а я — все на лицо, масочки делаю». Ей есть особенно ничего нельзя: от свежих фруктов и овощей начинаются проблемы, от воды отекает. На обед — заваренные семена льна.
[...]
Что Юлия Владимировна ест — то и нам предлагала. Сухарики преимущественно. Мама выпекает ей хлеб и из него делает сухарики. Какая-то у нее кашка там, на обед — семена. А на ужин — четыре кусочка хлеба, мы их по-братски разделили с чаем, и на этом все закончилось.
Интерьер, режим, и распорядок дня.
Надежда Толоконникова:
Я шью полки. Полки — это которые утепляют куртки, пальто, т.е. внутренняя подкладка. Операция называется «Стёжка». Куртки называются, наверное, «Балтика», но скоро будут другие куртки. До этого мы шили куртки «Метеор».
А сколько вы должны таких штук прошить в день?
320.
Мария Алёхина:
Подъем у нас в колонии производится в половине шестого утра. [...] Подъем там производится таким образом: я сижу за бронированной железной дверью, сотрудник подходит в половине шестого утра к этой двери и говорит: «Подъем!» И в тот момент я не встала, я просто этого не услышала, я проснулась от того, что открылась дверь — в 5.45 утра, и зашел сотрудник. Я сразу же встала и, естественно, принесла свои извинения, но, увы, был написан рапорт.
То есть вы не слышите, когда вас будят?
Я не слышала в тот момент, да.
А у вас в камере нет часов, будильника?
На тот момент не было.
[...]
Почему не рветесь тогда (в отряд, — «фрАза»)?
Условия общежития. В отряде содержится около 100 человек, половина из которых постоянно находятся вокруг тебя. Это шум и невозможность уединения. Находясь в отряде, невозможно читать, невозможно сосредоточиться, невозможно написать что-либо. Человек живет просто в режиме робота, его постоянно загружают работой. Если он не работает на фабрике (многие работают по 12 часов), его ставят на обязательные хозработы, то есть убирать снег. И в конечном счете человек к вечеру уже попросту валится с ног от усталости.
[...]
Я хожу в ПТУ, 8 часов я шью. Рукавицы для российской армии. Мне кажется, это обретение нового навыка, интересно. К тому же это хоть какой-никакой, а коллектив, и возможность посмотреть, как работает учреждение.
То есть с утра вы встаете в полшестого. Дальше у вас через какое-то время завтрак.
Я заправляю кровать. Я сама себе готовлю. [...]
Хорошо. Дальше. Потом вы идете учиться.
Да, к восьми утра.
К восьми утра, и это до обеда. Потом обед. Вы тоже его себе сами готовите?
Да, под надзором. Вместе с надзором, с сотрудником, я иду в камеру, обедаю там, потом вместе с надзором иду обратно в ПТУ. То есть все перемещения в колонии у меня под надзором, со мной рядом охрана постоянно, которая запрещает мне общаться со всеми.
[...]
А чем вы занимаетесь в камере?
Читаю. Книги, которые мне присылают друзья. Я собираюсь делать читательскую конференцию, это нечто вроде лекции про 20–30-е годы, про политические объединения, которые существовали в то время, и про судьбу этих людей, многие из которых были репрессированы.
Слюз о Тимошенко:
Эти двое суток мы находились в комнате площадью до 7 квадратных метров, которая предусмотрена для проведения краткосрочных встреч и встреч с защитниками. В комнате находился стол, четыре стула и медицинская кушетка. Спали мы на полу. Медсестра дала нам тонкие одеяла и подушки. «Комфорт» от такого сна ощущается по сегодняшний день. Дверь была постоянно заперта на ключ снаружи.
Денисова о Тимошенко:
Мы спросили, как Тимошенко обеспечен доступ к воздуху. Гулять ее не выводят, уже год и восемь месяцев человек не был на свежем воздухе. Нам сказали, что у них для этого не приспособлены условия. Даже не могут ее вынести на лавочку подышать, ведь сама она не ходит, совсем не наступает на правую ногу, перемещается только с помощью ходунков. Нам сообщили, что ей сделали какую-то вытяжку.
[...]
Сначала мы зашли в комнату для свиданий, метров на 5. В ней стоял столик, за которым сидит Юля Владимировна. Были три стула, которые поставили нам. Плюс один стул для охранницы, потому что охранница находилась с нами круглосуточно. Даже когда Тимошенко выводили на ночь. Плюс там есть небольшой топчан, чтобы Юлия Владимировна могла принимать посетителей лежа.
Она передвигается на ходунках, на правую ногу не может становиться. У нее постоянные боли и она эту ногу часто пытается растирать. Мы были с ней практически двое суток, ей в это время давали таблетки тампалгина для уменьшения этой боли. Другого лечения при нас она не получала.
[...]
Пришли в жилую комнату — две кровати, двое окон. На проветривание открываются вот столечко, — показывает на пальцах сантиметр-два. — Также в комнате три нескрытые камеры. Снимают и днем, и ночью. Розетки не работают. Понятно — в каждой жучки.
Здесь же туалет. Открываем туда двери, включаем свет и зажигаются на потолке красные огоньки, как пожарная сигнализация. Это — камера видеонаблюдения. Юлия Владимировна сразу всю эту систему разгадала. Камера в туалете включается тогда, когда включаешь свет. Поэтому она без света туда ходила
[...]
Зашли в душевую, где в последнее время ночует Юлия Владимировна. Тюремщики говорили, что там 25-30 квадратных метров. Ничего подобного. Мы плиточками все посчитали, вышло — 4,25 «квадратов». И еще пол квадратного метра занимает железный поддон, прикрытый клееночкой. Там стоит табуретка Юлии Владимировны. Она с ходунков перемещается на табуретку и там ночью принимает душ. Потому что в вентиляционной решетке горит так же красный огонек. В окно ничего не видно, и открыто на тех же пару сантиметров. Здесь же — умывальник, туалет и маленькая железная скамья. Она сейчас на ней и спит.
[...]
Что же она читает?
Ей приносят. Все защитники приносят ей распечатки с Интернета. Все, что от одного до другого прихода поступило, ей доставляют. Это много бумаг, она все это перечитывает. Она смотрела «5 канал», так как ТВі нет. Потом, когда она ушла из этой комнаты на акцию (гражданского неповиновения, — «фрАза»), — она ходила смотреть новости. Юлия Владимировна могла хоть определенное время посмотреть новости, но потом оттуда украли антенну. Она была лишена и этого.
Одежда.
Надежда Толоконникова:
А обувь на вас ваша или местная?
Да, ко мне недавно приезжали, передали мне теплую обувь, неместную, и с недавних пор, где-то неделю, я хожу в этом.
А до этого ходили в местной?
Ходила.
А из чего сделана местная обувь?
Не знаю, как называется этот материал, наверное, кожзам.
Холодно?
Ну достаточно холодно.
Мария Алёхина:
Выдаются холодные платки, а морозы здесь очень сильные, бывает и за −30, а эти платки больше похожи на марлю. А у кого-то нет возможности, чтобы им из дома прислали, и я считаю, что государство должно обеспечивать, потому что это касается здоровья людей. И то же самое я сказала (председателю общественной наблюдательной комиссии при федеральной службе исполнения наказаний по Пермскому краю, — «фрАза») про ботинки.
Денисова о Тимошенко:
Она была накрашена?
Какая накрашенная?! Там не дают часто и голову помыть. Юлия Владимировна резинкой под греческий стиль закалывается. Косичку французским колоском плетет набок. Одета в футболку, пиджачок, джинсы и, конечно, на каблуках. Потому что у нее уже спина так построена под них, что иначе не может. Только хуже травма будет, если с каблуков сойдет.
Меры психологического и физического давления:
Надежда Толоконникова:
Надя, что стало с вашими руками? Я помню, на суде у вас были аккуратные руки. Что с руками стало?
Я сидела в СИЗО в тот момент. Я думаю, что у многих начинающих швей такие руки, это в принципе не какая-то особенность зоны, а это просто особенность человека, который сидит за швейной машинкой, по крайней мере, может быть, первое время, потому что дальше, наверное, как-то научается по-другому обращаться... Прошивание пальцев происходит всегда. Люди, которые шьют здесь пять лет, и они точно так же прошивают пальцы, как и я.
Из-за того, что надо быстро шить?
Быстро, конечно, надо шить. Подводить бригаду совершенно не хочется.
А подводили вы бригаду?
Ну, наверное, бывали случаи поначалу, но сейчас я уже так поднабрала скорость.
Вас ругали за это?
Ну, они были не очень довольны. Я бы не сказала, что прямо ругали. Естественно, они понимают, что человек новый, и он пока не может шить в полном объеме, но это очень чувствуется — это раздражение, эта усталость, и просто не хочется создавать людям лишних проблем.
Мария Алёхина:
Дело в том, что вся эта процедура — фиксирование нарушений и последующая дисциплинарная комиссия — вызывает довольно большой стресс, так как там оказывается психологическое давление и, я полагаю, вообще унижается человеческое достоинство.
А как оказывается психологическое давление?
Сама дисциплинарная комиссия проходит таким образом, что осужденного вызывают в определенное помещение, где за столом сидит председательствующий, а в зале сидят около 20 сотрудников. И цель дисциплинарной комиссии заключается в том, чтобы разобраться — было нарушение или не было нарушения, по факту чего был составлен рапорт. Но на самом деле этого не происходит, а происходит обратное. Несколько сотрудников, перебивая друг друга и перебивая меня в первую очередь, начинают мне говорить о том, что я веду себя неправильно, и все факты и доводы, которые я излагаю, они вообще не воспринимаются.
[...]
Вы хотите общаться?
Конечно, хочу общаться. Я неоднократно писала заявления, что я хочу участвовать в мероприятиях, что я хочу посещать спортзал, что я хочу участвовать в общественной жизни колонии. Я получила письменный отказ.
[...]
Дело в том, что, если я младшему инспектору сошлюсь на губернатора Пермского края и главу ГУ ФСИН, мне, скорее всего, просто рассмеются в лицо.
Вы имеете право по закону иметь часы, но они просто с будильником.
Это очень здорово. Спасибо большое. Вот эти слова, когда вы говорите: «Вы имеете право по закону...», на самом деле вы даже не представляете реакцию сотрудников, когда говорю об этом я. То есть это как минимум усмешка, улыбка в лучшем случае.
Слюз о Тимошенко:
Это же живой человек, который на протяжении многих месяцев не был на улице. Юлия Владимировна не видит ни солнца, ни неба. Окна во всех помещениях, где она находится, заклеены неизвестно чем. Ежедневно она подвергается постоянным психологическим и физическим пыткам.
[...]
К сожалению, при осмотре условий содержания Юлии Владимировны мы увидели такое: три видеокамеры в ее палате, две видеокамеры в коридоре жилого блока, круглосуточное пребывание конвоира в палате у постели Юлии Владимировны и отсутствие естественного света через окна.
[...]
На стенах и потолке находились неизвестные нам устройства, при выключении и включении освещения в душевой комнате и палате, где находились туалеты, электроприборы вели себя «очень интересно». Поэтому нами и Юлией Владимировной были сделаны выводы о наличии скрытых видеокамер, хотя персонал Качановской колонии это отрицал.
[...]
В туалет нас водили по одному под конвоем. На второй день нашего пребывания нам отключили воду в душевой комнате — унитаз, умывальник, душ. Это был элемент морального, психологического и физического давления, чтобы мы прекратили свою акцию неповиновения.
Денисова о Тимошенко:
В спальне есть три инфракрасные камеры видеонаблюдения для дневной и ночной съемки. Они установлены так, что нигде нельзя от них скрыться. Но в этой же комнате переодеваются. Может, мужчинам все равно, когда их снимают во время сна в разных позах, нога там вылезла из-под одеяла или что-то подобное, но женщинам не все равно.
Тимошенко постоянно испытывает дискомфорт из-за видеонаблюдения и должна держать себя под контролем. Кроме того, вместе с Тимошенко живет осужденная. Их меняют раз в две недели, допрашивают, девочки должны рассказывать все о Юлии Тимошенко. За это обещают выход на условно досрочный срок.
В этой же комнате круглосуточно находится охранница. В том числе, когда Тимошенко спит, та сидит на табуретке возле головы. Вы бы такое выдержали?
Что делает эта охранница, просто смотрит на Тимошенко?
Сидит и смотрит, сменяясь каждые два часа. Такое выдержать нормальному человеку нельзя. Еще раз напомню, в Качановской колонии ни у кого этого нет — ни камер, ни людей.
[...]
Окно открывается только сверху на маленький уголочек. Оно высоко, а вы помните рост Юлии Владимировны. Она с трудом достает до щели, чтобы носиком понюхать воздух. Фактически, Тимошенко лишена доступа к свежему воздуху, у нее гипоксия.
Личное отношение к условиям заключения:
Надежда Толоконникова:
Надя, а самое тяжелое здесь, в колонии, для вас что?
Самое тяжелое, наверное, отсутствие возможности углубиться в книгу.
У вас времени нет, вам не дают просто уединиться?
Ну как сказать. Здесь есть график, есть режим, и это общие для всех вещи. Я так понимаю, что все находятся примерно в той же ситуации, поэтому отмечать это как жалобу я бы не стала. Потому что это правила проживания в колонии, они таковы. И опять же, если что-то и нужно менять в системе исполнения наказаний, это нужно менять на уровне законодательном. Просто изменение, исправление людей, которые попадают в эту систему, — должно проходить совершенно иначе. И нужно идти в Государственную думу и менять это там.
А какие бытовые трудности для вас здесь есть? Ну кроме того, что с водой плохо и каждый день не помоешься?
Да вы знаете, я не очень задаюсь вопросами быта. Я вообще аскет, и быт меня волнует в меньшей мере.
Мария Алёхина:
Насколько я понимаю, в женских колониях женщины обычно не жалуются, женщины боятся жаловаться, в отличие от мужских колоний.
Да, это очень печально. К сожалению, действительно есть такая тенденция, увы. Но я вот женщина, и я жалуюсь. Так что всё меняется.
Я все выдержу, ничего со мной не случится. Я в порядке абсолютном. Если на меня будут оказывать давление, я объявлю голодовку и загремлю в ШИЗО, ничего со мной страшного нет. Я вообще не понимаю, о чем идет речь. Мужчин запирают в ПКТ (помещение камерного типа), пускают на «колесный режим» (переводят из отряда в отряд), переводят из колонии в колонию, они голодают там, и ничего страшного не происходит. Чем, собственно, я хуже-то, чем я отличаюсь? Попробую. По крайней мере, какие-то новые впечатления будут.
Я вообще не понимаю, откуда такой панический страх постоянно. Люди проходили через гораздо более суровые условия. Я не отрекаюсь от своих убеждений и буду говорить о них.
Денисова о Тимошенко:
Юля, как всегда: все вокруг лапушки, врач здесь замечательный, девушки-охранники замечательные — всех их надо пожалеть. Я ее знаю с 1998 года, и она всегда была мамой для всех.
Обсуждали, что Бог послал ей такие испытания. Не слишком ли это дорогая цена? Но у каждого потом награда по кресту. Чем тяжелее крест несешь, тем больше получаешь. Говорили, почему она сидит. Юля определила, что это случилось по двум причинам. Первое: мы не победили на президентских выборах и Бог ее сюда отвел, чтобы приберечь. Потому что мы бы все равно не реализовали надежды тех людей, которые голосовали за Партию регионов. Мы бы пытались, но экономическая ситуация в стране слишком сложна. Второе: она говорит, что не знала эту часть жизни людей, должна ее понять изнутри.
Юля сильна духом, ее не сломали. Сказала: «У меня состоялась переоценка ценностей. Я думаю, что недолюбила, недообнимала, недоцеловала, недозвонила, чего-то недосказала маме и теперь об этом жалею. Но я обязательно это исправлю».
Откуда она берет силы?
Она умеет прощать людей, не держит обид.
Что Тимошенко говорит по поводу своего выхода на свободу?
Уверенна, что будет участвовать в президентских выборах 2015 года.
О чем вас просила?
Передать, что всех любит и всем благодарна.
По материалам: fraza.ua