Открытое письмо судьи Президенту Зеленскому

537

Господин президент!
В 2014 году я рассматривала дело по коррупционным обвинениям полтавского мэра Александра Мамая. Меня пытались подкупить. Я сообщила правоохранителям, помогла задокументировать преступление. Однако за 5 лет лица, причастные к давлению и предложению судье неправомерной выгоды, не наказаны. Меня до сих пор преследуют.

В подобной ситуаций оказался Сергей Бондаренко из Черкасс, он не согласился принять противоправное решение в угоду председателю суда. Есть и другие примеры, когда под травлю попадали судьи, которые старались выполнять свой долг честно.

Убедилась не раз: органы, призванные бороться с коррупцией (ГПУ, САП), предотвращать ее и защищать обличителей коррупционных преступлений (НАПК), стоять на страже независимости судей и очищать судейские ряды от негодяев (ВСП — Высший совет правосудия, ССУ — Совет судей Украины ), не способны отвечать вызовам времени.

Пришлось подать иск даже к Петру Порошенко. Чтобы заставить гаранта соблюдения Конституции, прав и свобод человека и гражданина выполнить требования закона — вернуть мне полномочия на осуществление судопроизводства.

Подробно о клубке проблем, с которыми я сталкиваюсь, рассказывают сайты Foundation «Judges for Judges» і Blueprint for Free Speech. Последняя организация в начале года в Лондоне вручила мне как обличителю специальную награду — за «мужество и добродетель в требовании надлежащего расследования коррупции в судебной сфере».

Поддержку мне оказывают общественность и СМИ, с недавних пор — иностранные судьи и защитники обличителей. Но не официальные власти.

Как человек, знающий систему изнутри и которому очень задолжало государство, которое не может защитить независимость судьи, утверждаю: нужны коренные изменения.

Обещания и результат

Главным требованием общества и иностранных инвесторов было восстановление доверия к украинским судам. Миссия провалена.
Бутафорская реформа авторства Алексея Филатова свелась к смене названий. Хотя и ее не закончили. В конце 2017 года изданы указы президента, не вступившие в силу, о ликвидации местных судов — поэтому в декоммунизованной Украине действуют ленинские, октябрьские, жовтневые суды.

Оставили систему в основном те судьи, кто сам захотел. Реально власть и не думала трогать «служителей Фемиды», запятнавших честь продажными и заказными решениями, которые обогатились благодаря коррупции.

ВСП и ВККСУ (Высшая квалификационная комиссия судей Украины) получили весомые полномочия. Однако большинство в этих органах составляют судьи, избранные самими судьями — плоть от плоти старой системы. Присутствуют и политические назначенцы. Сомнения в добропорядочности, иногда и компетентности некоторых членов ВСП и ВККСУ — небезосновательны.

Хотя лепили новые структуры по европейским образцам, дав судейскому самоуправлению большие возможности, обещанного не достигли. ВСРП и ВККСУ стали защитниками интересов нереформированной судейской корпорации, заинтересованной в сохранении существующих практик.

Для них такие, как я — иностранцы, «белые вороны». Зато поведение наших многолетних угнетателей — председателей судов близко и понятно. А еще, вдруг возникнет потребность в определенном решении, ими можно управлять — обеспечат результат.

Судья кроткий и беспринципный, а тем более взятый «на крючок», за которым тянется шлейф грехов, априори будет более послушнее, чем тот, которого трудно в чем-то упрекнуть.

Умело манипулируя очередностью рассмотрения дисциплинарных производств (одно притормозили, другое ускорили) и выводами (на что-то закрыли глаза, другое акцентировали), ВСП спасает от наказания судей нечестных, включая наиболее одиозных (Бабенко, Струков). И становится средством расправы (политической или по персональному заказу) над теми, кто занимает независимую позицию (Лариса Цокол, Виталий Радченко, Виктор Фомин).

С наказанием первых медлят, к ним применяются более мягкие взыскания, чем предусмотрено законом. Вторые снисхождения не испытывают. В частности, я получила выговор за пост в фейсбуке с критикой судейского самоуправления и за то, что на собрание судей меня пришли поддержать неравнодушные полтавчане.

В закономерных требованиях общественности ВСП увидел вмешательство в деятельность судьи, при этом не расценивает таким образом давление на меня председателя суда.

ВСП имеет возможность увольнять судей, схваченных во взяточничестве. Однако ограничивается предоставлением разрешений на задержание и временным отстранением от судопроизводства. Хотя здесь имеет место как минимум несообщение судьи о вмешательстве в его деятельность, что само по себе является серьезным проступком.

Недавнее заявление бывшего главы ВРУ Игоря Бенедесюка о том, что якобы ВСП не может инициировать дисциплинарное производство, противоречит закону и свидетельствует либо о некомпетентности, либо об откровенном пренебрежении обязанностями.

Никто из судей, задержанных за нетрезвое вождение, так и не изгнан. Отделались испугом. Но имеет ли такой обладатель мантии моральное право привлекать к ответственности остальных нарушителей ПДД?

Решение об увольнении одного из «судей Майдана» отменила Большая Палата Верховного Суда. Из-за отсутствия подписи члена ВСП Павла Гречкивского. Он обвиняется в получении большой взятки — 500 000 долларов. В странах устоявшейся демократии это привело бы к добровольной отставке. Однако ВСП не обеспокоила чистота собственных рядов, а Съезд адвокатов вновь избрал Гречкивского в ВСП. Игнорируя прямые требования закона.

Судья из Запорожья, как предусматривает закон, сообщила ВСП о вмешательстве в ее деятельность и предложении неправомерной выгоды в размере 50 000 долларов. Просила не обнародовать информацию, поскольку осуществляется фиксирование преступления. ВСП опубликовала сообщение судьи и сорвала спецоперацию.

При рассмотрении вопроса об отстранении одного из полтавских судей член ВСП рассекретил лицо, которое занималось частной юридической практикой и стало обличителем преступления — носитель мантии требовал денег и сексуальных утех. Это обусловило преследование потерпевшей на стадии расследования дела. Неудивительно, что молодая женщина вскоре была вытеснена из профессии.

ВСП и ВККСУ быстро вступили в конфликт с обществом, которое требует реальных изменений, а не имитации процессов.

В полной мере это проявилось во время конкурсов в высшие судебные звенья. По форме их проводили открыто и прозрачно. По сути — нет. Закулисные договоренности сопровождало откровенное игнорирование выводов Общественного совета добродетели.

Неоднократная смена ВККСУ критериев для прохождения через конкурсное «сито» уже в процессе отбора, манипуляции с начислением баллов, невозможность сравнить свой результат с достижениями конкурентов отбили у многих коллег, известных принципиальностью, а значит и отсутствием поддержки тех или иных «кланов», желание испытывать судьбу в следующих конкурсах.

В то же время несоответствие доходов судей уровню жизни (четкий критерий коррумпированности), иное недобросовестное поведение не стали предохранителями для вхождения в «реформированные» и «очищенные» структуры.

Доверие к вновь набранному Верховному Суду подвешено назначением в него значительного числа лиц запятнанных — по выводам экспертной среды и общественности. А в некоторых решениях этого органа прослеживается влияние политической конъюнктуры и желания «проскочить между капельками».

Создание Высшего антикоррупционного суда не решает проблемы привлечения к ответственности коррупционеров «низших» категорий. Нередко сросшихся меркантильными связями с судьями местного и апелляционного уровней. Однако примененная к ним «конвейерная» технология квалифоценивания не дала более или менее заметного обновления судейского корпуса.

На несколько лет ВККСУ забыла о предпринятых процедурах набора новых судей. В результате имеем некомплектные районные суды и страшный дефицит кадров. Худшая ситуация именно в первых инстанциях — там, где рассматривается основной массив дел, где граждане непосредственно сталкиваются с системой.

Страдает же от этого потребитель наших услуг. Речь идет о сервисной функции судов — решать проблемы, возникшие в отношениях между людьми или в отношениях с государством. Многие судьи не понимают такого своего назначения, выступая по отношению к истцу гордыми и недоступными представителями власти, сцементированными собственными интересами.

Если добавить повышение ставок судебного сбора и введение монополии адвокатов, для многих это сделало судебную защиту недоступной, поэтому говорить о выполнении судом своей общественной функции — в полном ее объеме — не приходится.

Хаотические законодательные изменения, в частности в Уголовный процессуальный кодекс, невероятно увеличили нагрузку на следственных судей и существенно ограничили оперативность следствия.

Нуждаясь в разрешениях на действия, которые ранее санкционировались прокурорами или входили в полномочия самых следователей, те и другие обивают пороги судов. Обязательность назначения экспертиз в случаях очевидности (например, товароведческой, когда вора на выходе из магазина задержала охрана, и известна закупочная и продажная цена товара) противоречит элементарному здравому смыслу.

Говоря об уголовной сфере, должна констатировать существенный перекос в защите прав подозреваемых и обвиняемых, но не жертв преступлений и публичного (государственного) интереса. Иногда складывается впечатление, что правки в законы писали потенциальные подсудимые. Действуя на опережение.

Чрезмерная нагрузка судей первой инстанции приводит к ошибкам в работе и невозможности соблюдения сроков рассмотрения дел. Поэтому чуть ли не каждый они сталкиваются с угрозой привлечения к дисциплинарной ответственности за процессуальные нарушения и непрохождение квалификационного оценивания. И снова наиболее уязвимым является судья добродетельный, не защищенный круговой порукой и коррупционными связями.

Отношение к критикам и нарушителей показного спокойствия в судейских рядах — отдельная тема. Для многих «коллег» обличитель — это стукач, а не человек с ответственной гражданской позицией, который защищает общественный интерес.

Неудивительно, что суд оправдал посредника, который предлагал мне взятку за нужное мэру решение, а в отношении меня ложно отметил, что, приняв участие в фиксации преступления, я нарушила правила судейской этики.

Имея предписание НАПК, которое четко определило, что председатель суда Струков преследует меня как обличителя, ВСП проигнорировал требования закона о недопустимости даже угрозы привлечения к «дисциплинарке» лица в связи с разоблачением им коррупционного правонарушения.

Высший орган судейского управления, спасая от наказания председателя суда, не защитил моей независимости как судьи и де-факто сам обратился к преследованию меня как обличителя. Тем самым ВСП нарушил закон «О предотвращении коррупции».

А вслед за ним — ВККСУ, не допустив меня на основании выговора к участию в конкурсе в Высший антикоррупционный суд.

В конце концов, Большая Палата Верховного Суда отменила взыскание. Однако уже сам факт рассмотрения дела высшей судебной инстанцией говорит, какой тяжелый путь мне пришлось пройти — и он далек от завершения.

Не проявили принципиальность и Совет судей Украины, главный орган нашего самоуправления. Признав относительно Струкова, что лица «с низкими моральными, деловыми и профессиональными качествами” не могут занимать руководящие должности, РСУ не решилась отстаивать свою позицию перед ВРУ. Не смогла добиться исполнения собственного решения судьями Октябрьского райсуда (по закону сместить председателя могут только собрание судей этого суда, а еще — ВСП, о позиции которой говорилось выше).

Теперь я не могу добиться от ССУ признания конфликта интересов в действиях Струкова в отношении меня — даже получив строгий выговор, он активно использует административные рычаги для продолжения притеснений. А без этого забюрократизированное НАПК не решается сделать собственные выводы.

Мой пример — судьи, неоднократно и разнообразно битой за независимость и соблюдение закона (физически — тоже), для добросовестных, но не слишком принципиальных или активных коллег является предостережением. Они видят, как рискованно идти вопреки воле председателя суда. Или иных влиятельных персон. Нарываешься на проблемы, психологическое давление, опасность увольнения себя и своих сотрудников.

Поэтому судьи молчат. И будут терпеть, чтобы не стало хуже. Бабенки и струковы имеют влиятельных покровителей не только в судебной, но и в законодательной и исполнительной власти, и среди политиков. Там, где не срабатывают связи, вероятно действуют деньги. Немалые.

Что делать?

Судебная система продемонстрировала абсолютную неспособность к самоочищению. А значит, внешнего вмешательства не избежать.

Нужен перезапуск ВСП и ВККСУ. Эти органы тоже должны быть сформированы при блокирующем участии иностранных специалистов, а в их состав войти судьи с бесспорной репутацией и представители профильной общественности.

Имеют смысл предложения упразднить должность председателя суда как такоую, или предоставить полномочия ССУ корректировать деятельность / бездеятельность собрания судей местных и апелляционных судов.

Процедуру квалификационного оценивания можно существенно ускорить и удешевить. Прежде всего заняться судьями недобросовестные (теми, что уже прошли назначения — повторно). Общественность легко сможет сформировать список «подозреваемых». А конкурс в антикорсуд показал эффективность придирчивых собеседований, после которых многим, недостойным высокого звания судьи, можно указать безвозвратно на выход.

Далее, те, кто преодолел первый этап, должны подтвердить надлежащий профессиональный уровень. Методика его проверки нуждается в совершенствовании как в плане прозрачности, так и в отношении критериев оценки знаний и навыков. Целесообразность в психологическом тестировании в его нынешнем виде — отсутствует. Стоит начать с разработки профессиограммы судьи, а уже потом сравнивать кандидатов с условным стандартом образцового судьи.

Одновременно и незамедлительно следует проводить набор новых судей на вакантные и места, что будут освобождаться после реального очищения судебных рядов.

Предложения к совершенствованию законодательства, включая КПК, экспертная среда разработала — была бы только политическая воля на воплощение.
И о «личном»

Для меня показателем необратимости изменений станет привлечение к предусмотренной законами ответственности экс-мэра Мамая, его представителя в суде Ковжоги (это его усилиями организовывалась расправа надо мной). Близкого приятеля последнего — председателя суда Струкова. Который неутомимо и изобретательно мстит мне — за то, что не желаю «идти в ногу» и «против коллектива пошла всего».

Кроме всего прочего, они лжесвидетельствовали в суде по делу посредника мэра. Недавно по этому факту областная прокуратура открыла уголовное производство.

Их не наказывали, потому что «старая» власть допускала для себя возможность внепроцессуального влияния на судей. Слышала нередко: на что надеешься, мы не в Америке, что такого — прийти к судье договориться?

За все время ни один орган судейского управления и самоуправления не заявил: давить на судью, предлагать ей материальные выгоды за кривосудие, угнетать за принципиальность — недопустимо!

Конечно же, я не прошу Вас, господин Президент, давать указания правоохранительным органам или судьям (в этом случае Вы ничем бы не отличались от предшественников).

Ваша задача — привести на ключевые должности людей компетентных и решительных, способных к действиям, а не к рисованию невиданных достижений. Для которых беспощадная борьба с гидрой коррупции будет смыслом жизни.

Имею честь!

Лариса Гольник, судья Октябрьского райсуда Полтавы, лауреат международной премии Blueprint for Free Speech, опубликовано в блоге автора на Украинской правде.

По материалам: argumentua.com