Щербань: это журналисты думают, что я 16 лет молчал…

Когда говорят «Щербань», практически всегда имеют в виду его отца – расстрелянного в 1996 году в аэропорту Донецка бизнесмена и депутата ВР Евгения Щербаня. О Руслане, сыне убитого, до последнего времени было известно очень мало. После громкого убийства, сыновья одного из богатейших украинцев прятались за границей, опасаясь, что на родине их будут отстреливать по одному. Руслан смог вернуться в Украину только в начале 2000-х.

Сейчас он является руководителем областного благотворительного фонда им. Евгения Щербаня. Был депутатом от сельского до областного уровня, но особо нигде не светился.

А в начале апреля 2012-го смог одним своим появлением перед журналистами компенсировать годы вынужденного информационного вакуума. Заявление Руслана Щербаня о возможной причастности экс-премьера Юлии Тимошенко к убийству его отца добавило энтузиазма Генпрокуратуре, которая как раз взялась за разработку этой версии, однако породило массу вопросов к самому Щербаню. Почему так долго молчал и на что рассчитывает теперь? На чем основываются его заявления и чего хочет добиться?

Договариваться с закрытым для СМИ Русланом Щербанем об интервью пришлось достаточно долго. Записывали мы его в Донецке.

Первое, что бросается в глаза в достаточно небольшом по киевским меркам кабинете Щербаня-младшего – это обилие отцовских портретов. Два фото висят за спиной Руслана, фотографиями уставлен и книжный шкаф. «Нет прошлого – нет и будущего», - говорит Щербань, непроизвольно взмахивая рукой в сторону, где висят портреты. – «Для меня убийство отца – это прошлое. Если не узнаю о нем всю правду, не смогу идти в будущее».

В кабинете привлекает внимание ярко-оранжевое пятно. В раме под стеклом - футболка «Шахтера» с надписью «Щербань» и номером 35. «Подарили на день рождения», - объясняет хозяин кабинета.

35-летний Руслан Щербань дал «Обозревателю» свое первое масштабное интервью, в котором многое рассказал впервые о тех временах, когда ему было 19.

- 3 апреля 2012 года Вы озвучили свое письмо послу США Джону Теффту, в котором заявили о возможной причастности Лазаренко и Тимошенко к убийству Вашего отца. Какова была реакция на Ваше заявление? Как сам Джон Теффт отреагировал?

- Никакой реакции не было. Джон Теффт, насколько я читал в Интернете, сказал, что это внутреннее дело страны и что он не видел доказательств вины Тимошенко. Хотя я обращался к нему не по Тимошенко, а по Лазаренко. В своем письме я просил американские власти в лице посла Джона Теффта помочь разобраться в убийстве моего отца, так как на их территории пребывает Павел Иванович Лазаренко, который является непосредственным обвиняемым в этом процессе. На данный момент он отказывается давать показания.

Однако американские власти не отреагировали на мое обращение. Вместо этого Джон Теффт решил комментировать уголовное дело по Тимошенко. Да в нем будет разбираться страна, гражданином которой является Юлия Владимировна. Генпрокуратура будет искать материалы, если найдет – пойдет в суд, суд будет выносить решение. Комментировать это посол в принципе не имеет права. И почему Джон Теффт не прокомментировал мой вопрос по Лазаренко? Почему они не дают возможности его допросить? Почему они не помогают, а наоборот мешают расследованию?

- С Вами Джон Теффт лично связывался?

- Нет. Я все читал в Интернете. Мало того, меня в США не пускают. Мой брат прожил в Америке после смерти отца 12 лет. Мы его боялись оттуда забирать. В США он подал документы в миграционную службу, там их лет шесть рассматривали – и не разрешили ему остаться в стране. В итоге брата депортировали из США, хотя он там закончил школу и университет. В Америке знали, что наш отец - политик, ему в Бакаратоне (штат Флорида) даже вручали ключи от города. Но брату они в США не разрешили остаться, и мне въезд закрыли.

Правда, последний раз я обращался за визой в 2001 году, но мне сказали, лет через сто приходить. После этого я больше документы не подавал.

Я в Америку не хочу, просто американские власти себя как-то странно ведут. Они не помогают расследованию и в то же время пытаются влиять на политическую жизнь внутри нашей страны. Они постоянно путают убийство с политикой. У меня убили отца, я обратился к американским и европейским властям не мешать расследованию. Для меня узнать, кто убил моего отца, – дело всей жизни.

- Как реагируют другие международные институции на Ваши обращения?

- Вот только что пришел ответ из Европейского парламента. Там ответили, что расследование криминального дела по убийству моего отца находится в компетенции украинских властей. И порекомендовали обращаться в Европейский суд по правам человека.

Ответ из Европейского парламента...

... и перевод

- Почему Вы раньше не поднимали вопрос о причастности Тимошенко к убийству Евгений Щербаня? Она же в 2001 году сидела в СИЗО, долгое время была в оппозиции. Лазаренко отбывает срок в США и не имеет влияния в Украине уже давно…

- На тот момент, когда первый раз сидела Юлия Владимировна Тимошенко, я воспринимал это как чисто политическое преследование. По крайней мере, из того, что я видел по телевизору и читал в интернете, я делал такой вывод. Поэтому и не выходил с заявлениями.

Собственно, на протяжении 16 лет с момента убийства отца не особо кто-то был заинтересован разобраться, что на самом деле произошло. Все попытки заканчивались на уровне разговоров. Я в этой ситуации не хотел идти на неоправданный риск. Сейчас вижу, что есть люди, которые реально хотят разобраться. Ведь это не политическое дело, а уголовное.

Много семей после расстрела в аэропорту остались без кормильцев. Люди пострадали ни за что. Это семьи и авиатехника Гапчича, и пилота Шеина, и наша семья. Шведченко, Момот (Александр Шведченко и Александр Момот – донецкие бизнесмены, оба убиты в 1996 году. – Ред.), Брагин (Ахать Брагин – донецкий бизнесмен, президент футбольного клуба «Шахтер», убит в 1995 году. – Ред.)… Из-за чего они пострадали? Из-за политических игр, которые были интересны Лазаренко и Тимошенко, потому что они хотели больше власти и больше денег? Вот у них было много власти и очень много денег. Ну и что дальше? За убийство все равно нужно отвечать.

- Почему все-таки Вы этот вопрос подняли именно сейчас, а не, например, год назад? Ведь властная команда и Генпрокуратура в таком составе работают уже достаточно давно.

- Я увидел по телевизору, что Ренат Кузьмин (первый заместитель Генерального прокурора Украины. – Ред.) заявил о возможной причастности Тимошенко к убийству моего отца. Уже после этого я обратился в Генпрокуратуру с заявлением. Но я не молчал и раньше. Это вы, журналисты, считаете, что я 16 лет молчал… На самом деле, это не так. Я просто к журналистам не обращался, но я писал заявления в Генеральную прокуратуру, обращался в Верховный Совет, к Президенту. Но тогда никто не реагировал. У меня есть все эти заявления. Я тоже их отнес в Генпрокуратуру.

Не нужно мешать политические игры с убийством человека. Это совершенно разные вещи. Политика – для Тимошенко и Лазаренко. Им так выгодно. Евросоюзу, США выгодно, чтобы это была политика. А это убийство человека, моего отца. И я имею право, как и все остальные, знать, кто это сделал.

- Кто Вас поддерживал из бизнесменов, политиков в то время, когда Вы потеряли отца, и его бизнес стали уничтожать?

- Да многие… Кобзон Иосиф Давыдович очень сильно поддерживал и поддерживает сейчас. Это очень важный в моей жизни человек. Он всегда очень по-отцовски ко мне относился.

- А из украинских политиков и бизнесменов?

- Ринат Леонидович Ахметов нас поддерживает. Он был другом нашей семьи. До сих пор мы поддерживаем дружеские отношения.

- Кто еще?

- Рыбак Владимир Васильевич… Да многие… Могу сказать точно, кто не был другом. Мне принесли запись интервью Кужель, которое она дала одному из украинских каналов. В нем она говорит, что очень дружила с отцом и якобы старалась сохранить его деньги для нас. Так вот. Александра Кужель действительно была в свое время во фракции с Евгением Александровичем, только она не была его близкой подругой, как она это хочет представить. И «Женей» она его, наверное, называла где-то в кругу своей семьи.

Вы спрашиваете о друзьях, которые остались… Вот она не была в числе тех, кто остался. Кужель находится там, где ей выгодно находиться. Ей в данной ситуации выгодно быть с оппозицией, она, поэтому, и комментарии дает соответствующие. Но прыгать от одной политической силе к другой – не совсем красиво. Ее заявления – некрасивые по отношению к моей семье, к той семье, с которой, как она говорит, дружила. Друзья так не поступают. И ее предположения, что могло быть иначе… Она этого не знает. Она не была близким человеком для моего отца. А если она такая «подруга», почему она молчала 16 лет?

Если бы меня не было, можно было бы тогда делать такие заявления. Но я знаю больше, чем все остальные. Это я могу сказать, у кого какие были отношения, кто нам был друг, а кто - враг. Все стало видно после смерти отца. Кужель в число наших друзей не вошла. Когда ей было выгодно, она была рядом с отцом, а потом в какой-то период вообще о нас забыла. На мероприятиях в Киеве она делала вид, что меня не знает. А сейчас она заявляет, что была близкой подругой Евгения Александровича. Такого вообще не было. Я говорю это с полной уверенностью.

- Как долго длился период, когда давили Ваш бизнес?

- Пока не разорвали весь... А разорвали достаточно быстро. Знаете, как у нас: где-то надавят – и все разбежались. «Финансист» и «Атон» (компании Евгения Щербаня. – Ред.) были, среди прочего, в схеме поставок газа на комбинат Ильича, в Макеевку и т.д. Их достаточно быстро выкинули с бизнеса, рынок зачистили. Это я сегодня понимаю, тогда не мог понять, что происходит. Сейчас я достал документы, которые удалось спрятать. Я очень много документов спрятал, а их действительно искали. Я думаю, что и сейчас очень многие люди думают, что этих документов нет. Или надеются на это. Видите, всему свое время…

- Это документы, которые касаются финансовых взаимоотношений Щербаня с Лазаренко и Тимошенко?

- И с ними в том числе.

- Когда Вас оставили в покое?

- Более-менее перестали вспоминать в 1999-2000 годах, когда дело утихло.

- Чуть позже уже начался суд по делу об убийстве Вашего отца…

- Это был номинальный суд. Ну, привезли Болотских, дали срок и этим все закончилось. Никто дальше расследованием не занимался. Хотя, поскольку мой отец являлся государственным служащим, то его дело не должно иметь срока давности и должно расследоваться до конца. Но как-то о нем все очень быстро забыли.

Я, как потерпевший, знакомился с делом в 1998 году. И видел определенные материалы. Я сейчас пытался их найти – я их не вижу. Некоторые не может найти даже прокуратура.

- Что это за документы?

- Это показания людей, материалы, переданные нами или изъятые из наших офисов, финансовые документы. На тот момент они были приобщены к уголовному делу. Сейчас их там просто нет. Я в ГПУ спрашиваю: «Где они?» Там ничего не могут ответить. Есть подозрения, что их каким-то образом списали. Прокуратура пытается их найти. Мне очень интересно, где они делись.

- Николай Мельниченко заявлял, что у него есть записи, которые могут помочь пролить свет на убийство Вашего отца. Он их Вам передал?

- Мельниченко на меня не выходил. Я читал его заявление в Интернете, что у него есть пленки из кабинета Леонида Даниловича Кучмы, на которых якобы идет речь об убийстве моего отца. Он сказал, что готов мне их предоставить. Я готов к Мельниченко отправить своего адвоката в США, официально взять у него пленки и передать их в Генеральную прокуратуру. Готов профинансировать расшифровку записей, я очень в этом заинтересован. Чем больше будет информации – тем быстрее я пойму, что происходило в тот период.

- После Вашего обращения к американскому послу и заявления о возможной причастности Тимошенко к убийству Евгения Щербаня, оппозиция позволяет себе в Ваш адрес достаточно критические выпады. Считаете ли Вы нужным на них отвечать?

- Нет, потому что оппозиция занимается политикой, у них выборы впереди, я в данной ситуации не лезу в политические игры. Я просто хочу разобраться в судьбе своей семьи. Мое дело не имеет никакого отношения к политике в принципе. Как сказал Джон Теффт, это частное дело, в котором должна разбираться прокуратура страны, а меня начинают втягивать в политику.

- Вы не думали над тем, чтобы войти в украинскую политику?

- Я в политике и есть. Я четыре раза был депутатом – с 2004 года: сельского, районного, областного советов.

По материалам obozrevatel.com