Несмотря на 4 тысячи поправок, в УПК практически ничего не изменилось

Произошло то, что должно было произойти: президент подписал Уголовно-процессуальный кодекс. Власть донецких отрапортовала уважаемым европейцам, что сделала еще один шаг к цивилизованному обществу. А Портнов, Писаренко и Ко прокалывают себе дырочки для орденов. А что изменилось для простого следователя? Для рядового участника процесса — потерпевшего, обвиняемого, подсудимого? На самом деле, почти ничего. Хотя УПК переполнен новациями: тут тебе и электронный браслет, и сделка со следствием и некий прообраз судебного следствия. Мы уже писали, что заявленные цели — ускорение следствия и судопроизводства, прекращение пыток в милиции и практики «отказных» — таким кодексом не достигнуты. Опыт российского УПК, очень похожего на принятый у нас, тому доказательство.

Несмотря на 4 тыс. (или сколько там их было) поправок, принятый УПК остался сырым. Любой кодекс должен состоять из общих положений и конкретных, понятных разделов. Нельзя перескакивать из одного раздела на другой, интерпретировать в разных вариациях то или иное положение закона. Этим как раз изобилует рассматриваемый нами документ. Прямо как в сказке: Иван-дурак прыгнул в котел с кипятком, затем прыгнул в холодную воду, потом в горячую… Дурак, он и есть дурак, что с него возьмешь.

Забавно, что на фоне риторики о том, какой новый кодекс революционный, как сильно он будет отличаться от старого советского, авторы (во всяком случае в проекте) переписали слово в слово ст. 2 действующего УПК «о задачах…». Тут, как говорится, комментарии излишни.

При таком подходе непонятно, какую цель преследует УПК, в чем «провинился» старый кодекс и почему его нужно было заменить? Этого ч народу етко объяснено не было: так, время пришло, старый кодекс морально устарел, будем менять его на новый.

Но ремонт законодательства проводят не для того, чтобы, фигурально выражаясь, наклеить новые обои в старой ветхой комнате. А при всей внешней модерновости новый УПК не решает главных практических проблем, которые стоят перед следствием. Что нужно, чтобы следствие работало лучше? Прежде всего, «перестроить» закон так, чтобы он сократил до минимума время расследования, улучшил его качество, уменьшил число контролеров и сократил путь прохождения материалов от заявителя до судьи.

Вы хотите избежать формализма в работе, нарушений закона, особенно избиений, подтасовок материалов? Улучшить положение с соблюдением прав и потерпевшего, и обвиняемого? Чтобы материалы не футболили из одного подразделения в другое, не составляли липовые «отказы», чтобы уголовные дела рассматривались в кратчайшие сроки, чтобы десятки тысяч арестованных не находились неоправданно долго в следственном изоляторе? Это хорошо.

Т. е. на словах поставлена задача защитить граждан от произвола державы, в лице ее исполнительно-распорядительных структур, в том числе милиции, а после судебной реформы — и суда. На деле для этого сделано: ограничение арестов (не путать с задержанием), применение залога, освобождение подозреваемого (обвиняемого) из-под стражи под домашний арест, запрещение возврата судом уголовных дел для дополнительного расследования, фактическое упразднение института понятых, отмена понятия «чистосердечное признание».

Но, что такое запретить возврат судом уголовных дел для дополнительного расследования? Россияне это сделали раньше нас и чего они добились? Процитирую блог Владислава Куликова из «Российской газеты».

«Например, из украинского кодекса сейчас исключают институт доследования, это когда суд мог вернуть дело следствию при каких-то неясностях. Допустим, на пистолете, из которого убили жертву, есть чьи-то отпечатки пальцев, а следствие не узнало чьи. Обвинение утверждает, что это не важно, мол, подсудимый стрелял в перчатках. Но раньше наш судья мог вернуть дело назад с требованием все-таки найти того, чьи пальчики на пистолете. А сейчас суд должен работать с тем, что есть. Некоторые украинские эксперты надеются, что при таком порядке станет больше оправдательных приговоров.

У нас тоже в свое время надеялись, что судить без возврата будут мягче. Эксперты полагают, что надежды не сбылись. Мол, раньше возвращенные дела могли быть тихо закрыты следствием. Теперь, как рассказывают правоведы, при нашем обвинительном менталитете человек получает обвинительный приговор. Только наказание ему дают поменьше, чем было бы при железных доказательствах. Бывают ведь сложные случаи, когда человек “фифти-фифти” — может, виноват, а может, и нет. В наших головах — и не только судейских или прокурорских, — как правило, не укладывается, что подсудимого в таком случае можно отпустить с миром. Оправдывают у нас чаще всего только при железных доказательствах невиновности. При доказательствах же “фифти-фифти”, по нашим представлениям, легче человека все-таки посадить...».

Совершено уверен в том, что и у нас: хотели, как лучше, выйдет, как всегда. Доследование — это не волокита и не затягивание сроков. Это часто единственный ключ к установлению истины. А, если мы хотим ускорить разбирательства по элементарным делам, то нужно направлять их напрямую в суд, минуя прокурора, как в других странах.

И, вообще, пришло время следствие сделать судебным. Но не в том варианте следователя-судьи, одного на весь район, который и санкции на «прослушку» дает, и судебное следствие ведет, и каждый шаг оперативников контролирует, какой заложен в новом УПК. Напомню, что все копии постановлений о возбуждении уголовного дела, прекращении производства и других процессуальных действиях по 3.300.000 заявлениям граждан (раз в десять больше, нежели сейчас) должны направляться судьям-следователям. Это абсолютно нежизнеспособный путь: и полугода не пройдет, прежде чем следователи-судьи погрязнут в ворохе бумаг.

Нужно было менять все радикально, чтобы следователи милиции, прокуратуры, СБУ, налоговой службы, находясь в своем же подразделениях, но размещаясь в отдельно выделенных для них кабинетах (компактно), подчинялись только суду (районному, областному). Строить отдельные для них здание и переподчинять их какой-либо из структур (кроме суда) нецелесообразно. Называться они должны были бы судебными следователями, а не следователями-судьями. Если при них был бы еще сыск (в подчинении), вот тогда судебные следователи могли иметь право составлять различные постановления о негласных мероприятиях.

Милиция, прокуратура, СБУ должны были бы проводить досудебную проверку только до момента установления подозреваемого. Затем уголовное дело или материалы проверки с «лицами», в том числе и те, что подлежат упрощенной проверке (протокольная форма), нужно передавать судебному следствию, которое и должно руководить раскрытием преступления.

Собственно, так было в дореволюционной России. И работало это эффективно. Правда, тогда в судах коррупции было меньше. Но как по-другому перевоспитать судей, если не тяжелой полевой работой?! А то сидят в своих кабинетах, ждут «гостей» с подношениями. Засевальщики…

С другой стороны суд не должен иметь никаких надстроек в виде Высшего совета юстиции, и никаких инструктажей в аппарате президента, никаких компьютерных распределений дел. Во-первых, это унижает судью, как человека. Во-вторых, нужна линейность или зональность судей. Председателя суда должны выбирать судьи, тайным голосованием. Ответственность повышает квалификацию. Судья не Бог, и даже не компьютер. Главное для качественной работы судьи – его независимость. Сейчас же судьи с одной стороны зависимы от власти, которая может их растерзать, с другой от собственной алчности.

Но особо неправильным считаю установление прокурорского контроля над досудебным расследованием. Как мы уже писали, прокурор наделяется правом контролировать ход следствия и давать указания по делу, обязательные для исполнения. На этом закончится демократия, начнется прокурорский беспредел и хаос в стране. Прокурор вообще не должен был прикасаться к следствию, как только там появляется подозреваемый. Никаких указаний по делу он давать тоже не должен, если потерпевший и подозреваемый не жалуются на нарушение закона.

Еще одной темы хотелось бы коснуться — в новый УПК введено понятие «криминальный проступок». Направление правильное, но нельзя огульно всех считать мелкими нарушителями. Я согласен, что, примерно, по 150 статьях УК, в зависимости от обстоятельств и личности правонарушителя, можно применять судом меры административного воздействия.

На сегодня из почти 3,5 млн. заявлений граждан о преступлениях, поступивших в течение года, процентов сорок можно считать «криминальными проступками» или такими, что подлежат рассмотрению непосредственно судом, минуя милицию.

Так вот, если милиция считает, что между заявителем и его обидчиком сложились гражданско-правовые отношения, нужно опросить обе стороны и лишь после этого материалы направлять в суд (возможно судебному следствию, если виновное лицо скрывается). И, наоборот, при непосредственном обращении заявителя в суд – последний должен поручать милиции искать обидчика, если он скрылся. Сейчас между милицией и судом в этом вопросе никакой смычки нет. И в новом УПК она не просматривается.

Главный же плюс расширения квалификации «криминального проступка» лишь в том, что виновное лицо не может считаться судимым. Но это другая тема. В некоторых странах, даже в случае привлечения обвиняемого к уголовной ответственности, судья вправе не помещать сведения о его судимости в базу данных. Не говоря уж о наших заоблачных «сроках давности», о необоснованных отказах в приеме на работу ранее судимых. Грузчиками даже не принимают, и это при отсутствии запрета судом на определенные профессии. Ответственность должны нести за это работодатели. И в этом плане УПК — это не закон о реабилитации осужденных.

Очень мало внимания в новом кодексе уделено протокольной форме. А ведь именно она могла бы спасти следствие от бумажной волокиты при отмене так называемых «отказов». Совершенно приемлемый вариант: к проведению протокольной формы досудебной проверки отнести абсолютное большинство воинских преступлений, а также преступлений связанных с наркотиками, часть ненасильственных преступлений, где лица известны; сферу служебной деятельности, в том числе и взяточничество (задержали, опросили и в суд его). Материалы или уголовное дело о проведенной протокольной форме проверки передавать прямо судье, минуя судебное следствие.

Главное здесь оперативность: не нужно составлять объемное обвинительное заключение (в кодексе это называется «обвинительный акт») и делать вместо судьи выводы. Согласитесь, что этим нарушаются права человека, которого еще не осудили. С другой стороны, судебные следователи могли бы иметь больше времени для работы по сложным уголовным делам.

Пусть суд определяет степень вины подозреваемых, а не участковый, или опер. Их задача – установить виновного и качественно собрать соответствующие доказательства. А не устанавливать степень его вины.

В частности таким образом можно было бы ускорить рассмотрение дел, где известны лица. Как минимум полтора миллиона заявителей в год точно знают, кто их обидел. Или установление правонарушителя не представляет большой сложности. Однако новый УПК не содержит таких изменений: заявления правоохранители в суд не направляют, они, как и раньше, должны составлять «многотомники» об украденной курице, да еще и под бдительным командованием прокуроров и с постоянными отписками судьям-следователям.

Нужно было ввести настоящий суд присяжных заседателей, которого, по сути, нет. То, что в кодексе названо «европейской практикой» — три человека, подчиненные судье, это на самом деле давно забытая советская практика народных заседателей. Присяжных должно быть, как минимум, семь человек. Ходатайство обвиняемого нужно оставить, а круг статей расширить, особенно когда дело имеет политическую подоплеку, или когда обвиняемый отрицает свою причастность к содеянному, а доказательства построены на косвенных уликах, имеющих, в основном, «домыслы». То, что присяжных будут привлекать только к делам потенциальных «пожизненников», сужает права остальных подсудимых.

Более того, в корне неверно, что тройкой присяжных (пристяжных) руководит судья, что они подчиняются суду. Это полностью нивелирует ценность самого института «судей от народа». Присяжные заседатели должны решать сами, притом, без участия профессионального судьи, один единственный вопрос – виновен или не виновен обвиняемый, и выносить по этому поводу свой вердикт. Невиновного суд обязан отпустить, а виновному определить меру наказания. Сейчас же мы получили профанацию демократического института, и очень быстро получим его дискредитацию.

Особое внимание мне хотелось бы уделить милицейскому следствию, которое я знаю не понаслышке. Мечта каждого опытного следователя — освобождение от бумажной волокиты и направление усилий на раскрытие преступлений. Тогда у добросовестных сотрудников появилась бы возможность работать, а не выбивать показатели. Над ними не висел бы «дамоклов меч» – цифромания. Однако новый УПК к воплощению следовательских мечт не приблизил ни на шаг.

Было бы очень правильно, если бы под его принятие подтащили изменения в профильные законы о милиции и правоохранительной деятельности: милиция должна отказаться от межрегиональных структур типа УБОП, БЭП, ГАИ; районное звено должно иметь все функции, в том числе: ГАИ, БЭП, экспертов, кинологов, патрульную, пожарную и налоговую службы. Тогда у нас не будет «белой кости» и «чернорабочих», а все начнут тянуть лямку вместе и отвечать за порядок на вверенной территории сообща. Но этого тоже никто делать собирается. Централизованная милиция лучше управляется сверху, она более послушна для целей защиты власти. А о защите граждан уже давно никто наверху не думает…

В заключение хочу привести еще несколько цитат из блога Владислава Куликова (“Российская газета” — Федеральный выпуск №5758 (85)).

«Когда вникаешь в суть споров вокруг нового Уголовно-процессуального кодекса Украины, испытываешь стойкое чувство дежавю. Все это мы уже проходили. Даже странно, что некоторые вещи в братском государстве внедряются только сейчас. Например, суд присяжных. Совершенно не понятно, почему с ним так долго тянули. “Народное правосудие” бесспорно подтягивает и правоохранителей, и правосудие, и адвокатов. Конечно, критиков “присяжной системы” хватает как у нас, так и на Украине. Противники такого суда часто вспоминают дело Веры Засулич, которую за по сути террористическое преступление оправдали присяжные.

Мало кто знает, что после того случая полномочия судов присяжных в Российской империи были резко урезаны. Врагов самодержавия больше не отдавали на суд народу. Зато полномочия охранки регулярно расширялись. Результат нам известен.

В целом Уголовно-процессуальный кодекс регламентирует процедуру рассмотрения уголовных дел. Некоторые правоведы считают его чуть ли не важнее Уголовного кодекса — в чем-то. Ведь в таких вопросах от процедуры зависит слишком многое. Например, из украинского кодекса сейчас исключают институт доследования, это когда суд мог вернуть дело следствию при каких-то неясностях. Допустим, на пистолете, из которого убили жертву, есть чьи-то отпечатки пальцев, а следствие не узнало чьи. Обвинение утверждает, что это не важно, мол, подсудимый стрелял в перчатках. Но раньше наш судья мог вернуть дело назад с требованием все-таки найти того, чьи пальчики на пистолете. А сейчас суд должен работать с тем, что есть. Некоторые украинские эксперты надеются, что при таком порядке станет больше оправдательных приговоров.

Хотя до сих пор на Украине действовал — и пока еще действует — советский Уголовно-процессуальный кодекс, в него в новейшей истории были внесены вполне несоветские поправки. Например, в 1996 году в законе появился залог, как мера пресечения. Однако он до сих пор применялся крайне редко, как, кстати, было и у нас. Российские суды тоже долго раскачивались, лишь недавно вопрос сдвинулся.

Поправки в Уголовно-процессуальный кодекс Украины, как заявляются, призваны сделать арест человека исключительной мерой. Сегодня украинские судьи примерно в девяти случаях из десяти соглашаются с просьбой следствия и санкционируют арест. Между прочим, это вполне российские проценты. Они пока не меняются, хотя и наши законы подразумевают, что человека надо брать под стражу лишь в крайних случаях. А пленум Верховного суда России даже принял специальное постановление по арестам. В итоге число арестов в стране и правда сократилось, но не за счет отказов судей. Просто правоохранители стали реже просить…».

По материалам ord-ua.com