Судьбу Украины — и региона в целом — будут решать две страны

За последние несколько недель выяснились несколько важных фактов о Европе. До кризиса в Украине американцы и западноевропейцы привыкли видеть Европу франко-германской. Эта версия Европы, созданная после Второй мировой войны, чтобы смягчать одно из величайших межгосударственных соперничеств в истории, предусматривала, что решения принимают Франция и Германия, а европейский центр тяжести определенно находится на Западе. Однако в эти дни самое интересное происходит восточнее. Украина, стремящаяся преодолеть советское наследие, делала первые шаги к тому, чтобы стать одним из самых больших и густонаселенных членов Европейского Союза, однако Россия попыталась сорвать ее планы. Польша, которую годами считали младшим членом европейской команды, выступила в качестве лидера, организовав переговоры между бывшим украинским президентом Виктором Януковичем и украинской оппозицией. В этой новой Европе франко-германский механизм сменился российско-германским. Сейчас, когда Европейский Союз движется на восток, определяя, какими будут его будущие границы и пограничные территории, решать, кто в него войдет, а кто нет — и на каких условиях, — будут Россия и Германия.

Борьба за Украину — это, в большой степени, борьба за то, какую форму примет эта российско-германская Европа. Россия сделала смелый и агрессивный геополитический шаг, продемонстрировав, что она чувствует себя вправе аннексировать нужные ей территории, чтобы строить евразийский блок в противовес Европейскому Союзу. Украина — важная часть этого плана, и Крым оказался на передовом крае. Очень вероятно, что Россия удержит захваченное — во всех прочих региональных конфликтах у нее это получалось — и продолжит использовать свои позиции в Крыму, чтобы дестабилизировать Украину. Это должно помочь России провести четкую границу между своими ценностями, культурой, политикой и экономикой и ценностями, культурой, политикой и экономикой Запада.

Благодаря роли Германии как ключевой страны Европейского Союза и ее прочным связям с Россией, она — единственная, кто может пресечь или сдержать масштабные геополитические амбиции России. В ходе проходивших на этой неделе европейских переговоров о санкциях, которые следует ввести против России в ответ на вторжение в Крым, стало окончательно ясно, что именно Германия как экономический центр Европы будет решать, как давить на Россию и как сбалансировать два стремления Европы — наказать русских и экономически с ними сблизиться. Германия выступала против поспешного введения санкций, стараясь умерить гнев Запада и выработать «тормозящее» решение проблемы, в рамках которого русские и новое украинское правительство должны будут провести прямые переговоры о будущем Крыма при международном посредничестве.
Это указывает на нежелание Германии отказываться от своих долгосрочных планов. Еще с конца холодной войны эта страна делала упор на экономические связи с Россией в надежде подтолкнуть российское общество к модернизации. Она с самого начала стремилась добиться устойчивого партнерства с Кремлем, рассчитывая, что это поддержит мир и порядок в Восточной Европе. Точно так же она наладила отношения с Францией после Второй мировой войны, чтобы избежать конфликтов в Западной Европе.
У этой стратегии есть глубокие исторические корни: во время Второй мировой войны Германия разорила десятки российских городов и осадила Санкт-Петербург, уморив голодом более миллиона мирных жителей. Россия сумела победить, но заплатила за это дорогую цену. В отместку она, грабя и насилуя, прошла до Берлина и, в свою очередь, уморила голодом миллион немецких военнопленных. Обе армии прокатились через Украину и сталкивались на ее территории — в частности, в Севастополе — в кровавых битвах. Эта чудовищная общая история сблизила Россию и Германию после 1991 года — повторения никому не хотелось. Германия начала активно обхаживать Россию, чтобы конфликт не возник снова. Она предложила русским свою техническую мощь и свои технологии для их инфраструктурных и промышленных проектов. Россия приняла и оценила ее авансы. Она также показала, что хочет особых отношений с Германией, начав вести себя с ней как с великой державой и предоставив ей прямой доступ к российскому газу через газопровод «Северный поток». Символом этих тесных — по мнению некоторых, даже слишком тесных — отношений стал бывший канцлер Германии Герхард Шредер, занявший в 2005 году, после своего ухода в отставку, высокооплачиваемый пост в Газпроме.

Несколько лет назад — в период между 2008 и 2012 годами, когда президентом России был Дмитрий Медведев, — эти отношения достигли новых высот. Германии нравилось работать с Медведевым, и она воспринимала его как символ российской модернизации и как российского лидера, говорящего на одном с ней языке и ценящего либеральные права и свободы. Проект Сколково, направленный на превращение Москвы в центр высоких технологий, казался европейцам крайне многообещающим. Однако в своей надежде найти в российском руководстве хорошего партнера Германия переоценила значение Медведева.

Бурное возвращение Путина к власти в 2012 году и переход Медведева на пост премьер-министра стали для Германии сильным ударом. Германские политики осознали то, о чем многие давно говорили, — что Медведев был лишь марионеткой Путина, симпатичным либеральным лицом автократического государства. Желание Путина вернуться к власти, несмотря на то, что многие россияне не хотели, чтобы он это делал, его жесткая риторика и не менее жесткое подавление московских протестов 2011 года показали, что Россия, в сущности, не изменилась. Это заставило Германию признать, что мирное сотрудничество и экономическое взаимодействие не всегда предупреждают конфликты, особенно когда имеешь дело с Россией, склонной к авторитарной политике внутри страны и экспансионистской — вовне. Скажем, в Молдавии Россия проводила открытую кампанию против подписания проевропейским правительством этой страны соглашения об ассоциации с ЕС, а также поощряла национальные анклавы к сепаратизму. В свою очередь, канцлер Германии Ангела Меркель проводит курс на поддержку европейских амбиций Молдавии.
Даже если бы Германия разочаровалась в России и захотела добиться ее изоляции, ей было бы трудно это сделать — она неразрывно связана со своим восточным соседом как географическими факторами, так и годами сотрудничества, соперничества, взаимными выгодами и памятью о пролитой обеими сторонами крови.

Сейчас Россия считается 11-м по величине экспортным рынком Германии и идет сразу за Польшей. Она продает Германии газ и нефть, и покупает у немцев дорогие машины, станки и промышленную продукцию. Торговое эмбарго или конфискация активов ударит по Германии сильнее, чем по любой другой европейской державе — кроме разве что Нидерландов с их Royal Dutch Shell, — и точно намного сильнее, чем по Соединенным Штатам. То же самое относится и к прекращению поставок газа. При этом Россия, разумеется, зависит от Запада сильнее, чем Запад от нее. Европа ей нужна как потребитель ее газа и нефти. В особенности она нуждается в Германии как в источнике инвестиций и технических знаний. Экономическая изоляция повредит обеим сторонам, но для России она страшнее.

Именно поэтому Россия, заняв Крым, вряд ли выиграла войну. Германия не собирается конфликтовать с Россией и стремится ослабить напряженность, однако она больше чем когда-либо намерена взять Украину под свое экономическое крыло. Развиваясь, Украина получит больше возможностей утвердить свою независимость от российской власти. Сейчас германское руководство начало приходить в себя после того, как осознало, насколько грубо Россия нарушила международное право в Крыму. Лидеры России и Германии понимают, что стоит на кону в их соперничестве за право регулировать европейскую политику и экономику. Их цели резко расходятся, но при этом они заинтересованы в том, чтобы найти общий язык и поддерживать мир. Борьба в Крыму может кончиться патом, однако игра двух держав на этом не закончится и в дальнейшем они еще могут придти к общему видению Европы. И в любом случае, в будущем нам предстоит иметь дело с российско-германской Европой — к добру это или к худу.

По материалам: inosmi.ru